Читаем У Лукоморья полностью

Библиотека Тригорского была открыта только шестнадцать лет спустя после восстановления дома. Собирание и оборудование ее оказалось делом очень трудным и потребовало от нас многолетнего кропотливого труда. Книги библиотеки Тригорского сохранились если не полностью, то в большой мере. Они, как и книги Михайловского, хранятся в фондах Пушкинского дома. Никто и никогда не посягнет на изъятие этих реликвий из фондов Академии наук. Поэтому нам пришлось тщательно изучить опись имущества Тригорского, составленную в 1881 году опочецким судебным представителем вскоре после смерти Алексея Николаевича Вульфа. В этой описи перечислены многие книги Тригорского, но суммарно, часто без указания года и места издания. Особое внимание было уделено нами изучению описания библиотеки профессором Б. Л. Модзалевским, составленного в 1903 году. Подробный каталог был напечатан им в книге «Поездка в Тригорское в 1902 году». Модзалевский расчленил библиотеку на разделы:

1. Изящная литература (поэзия, романы, повести, альманахи) — 500 томов.

2. Учебники, детские книги — 100 томов.

3. История —100 томов.

4. Естественные науки, география — 40 томов.

5. Философия, политика— 40 томов.

6. Смесь, журналы, словари, каталоги — 30 томов.

7. Месяцеслов за 1802—1865 годы, около 100 томов.

В 1913 году, по просьбе отделения русского языка и словесности Академии наук, библиотека Тригорского по особому списку была передана ее владельцами, наследниками Евпраксии Николаевны Вульф-Вревской, Пушкинскому дому и привезена в Петербург М. Л. Гофманом. Эти описи и послужили для нас путеводителем для сбора дублетов книг и восстановления интерьера библиотеки. Сотни старинных изданий были пожертвованы нам библиотекой Государственного исторического музея, библиотекой дублетов редких книг Московского государственного университета имени Ломоносова, частными лицами — друзьями Пушкинского заповедника; некоторые книги куплены в букинистических магазинах.

Библиотека оборудована в той комнате, в которой видели ее Б. Л. Модзалевский, М. Л. Гофман и историк М. И. Семевский, впервые рассказавший о ней в статье «Прогулка в Тригорское>, опубликованной в газете «Санкт-Петербургские ведомости» за 1866 год.

В соответствии с описями и фотографиями внутреннего убранства дома Псковский мебельный комбинат изготовил для нас копии упомянутых в описи 1881 года шести «черных двухстворчатых, со стеклянными дверцами, библиотечных шкапов». В этих шкапах вновь заняли свое место сочинения любимцев Пушкина: Байрона, Шекспира, Руссо, Вольтера, Гете, Шиллера в изданиях начала XIX века; книги Сумарокова, Тредиаковского, Ломоносова; книги Баратынского, Козлова...

Сегодня здесь всё, как было при Пушкине. В углу — бронзовые дедовские часы, на шкапах стоят небольшие фарфоровые бюсты русских писателей — Карамзина, Ломоносова, Державина, Жуковского... Не хватает лишь бывших здесь когда-то маленьких бронзовых бюстов Платона и Вергилия и некоторых книг. Мы надеемся, что скоро и они появятся в этом легендарном доме поэзии.

„СКАМЬЯ ОНЕГИНА“

...И те отлогости, те нивы,

Из-за которых вдалеке,

На вороном аргамаке,

Заморской шляпою покрытый,

Спеша в тригорское, один —

Вольтер и Гёте и Расин,

Являлся Пушкин знаменитый...

Н. М. Языков


На самом северном из трех тригорских холмов, с юго-восточной его стороны, есть деревянные ступеньки. От них узкая тропинка ведет мимо дома Осиповых, мимо большого зеркального пруда к началу парка. Отсюда вправо идет коротенькая липовая аллея. В конце ее мелколиственные вековые липы, коренастые дубы и остролистые клены образуют удивительно красивую группу деревьев.

Своеобразный облик этой естественной беседки подчеркивает вековой дуб, склонившийся над землей и словно пытающийся взлететь в небо.

Деревья скрывают от вашего взгляда усадьбу, пруд, парк и открывают замечательный вид на крутой зеленый скат Тригорского, отлогие берега Сороти, поля, луга, нивы, прорезанные извивающейся узкой светлой гладью реки. Вдали цепь холмов и темный лес, дорога из Михайловского в Тригорское, старинная дорога на Псков.

Алексей Вульф, приятель Пушкина, рассказывал М. И. Семевскому в 1866 году, что именно здесь восхищался поэт окрестностями Тригорского. Тригорское, открывая Пушкину художественно законченные, характерные картины русской природы, вдохновило его на создание знаменитых описаний времен года в романе «Евгений Онегин». Наблюдения поэта над характерами, бытом, нравами в Тригорском служили конкретным материалом при создании обобщенных художественных образов, характерных картин русской усадебной жизни во многих его произведениях.

Знаменательно то, что в 1830 году, уже вдали от Михайловского, заканчивая роман «Евгений Онегин», поэт особенно тепло вспоминает этот тригорский уголок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука