У Лукоморья

— Тогда Пожиратели душ опять сумели внести раздор в наши ряды, и одержали победу. После чего им удалось напрочь завладеть душами людей. Для этого они влезли в первую очередь в веру людей. Вдумайся, все победившие западные религии объявляют человека рабом. И люди так к этому привыкли, что во славу своего бога готовы убивать любого, кто усомнится в рабском предназначении человека. Религии же, победившие на востоке, в основном проповедуют, как высшую цель полный покой и бездеятельность. Что лучше, но не намного. Ибо тот, кто достигнет нирваны, будет просто съеден, потому что не в силах будет сопротивляться. Причем свободные народы, такие как скандинавы, кельты, славяне, и, наконец, северокавказцы, в конце концов, утратили свои коренные свободные взгляды, пойдя на поводу у чужаков.

— Так мы единственные спасители человечества? — не удержался я от вопроса.

— Честно, говоря, плевать я хотел на человечество. Спасать надо себя, — ответил он мне, и продолжил. — В этом новом мире, кроимом Пожирателями, мы мельчали прямо на глазах. Хотя, обычно, все же выделялись над обычными людьми. Постепенно, из инкорнации в инкарнацию, им удавалось прибирать к рукам многих из нас. Может быть, сейчас наступает наш последний шанс. Ты сам, кстати, тоже не раз заключал сделки с пожирателями. Оттого и столько блоков.

— Хотелось бы знать подробнее, — вырвалось у меня.

— Хочешь знать? Хорошо, идем к инкарнационному зеркалу.

* * *

Завывание сирены известило об очередном налете. Я остался сидеть в кресле, и лишь потянулся к бутылке с коньяком. Окна были закрыты и занавешены для светомаскировки, и в комнате было ужасно накурено. Собственно говоря, накурил именно я. А лежащая в пепельнице гора окурков и почти пустая бутылка красноречиво свидетельствовали о моем состоянии.

За последние годы. Мы уже успели привыкнуть к бомбежкам, и теперь, вот уже несколько дней к ним добавилась артиллерийская канонада.

Конец. Это страшное слово носилось в воздухе. Конец несокрушимой, как казалось совсем недавно, империи. Конец всем нам. Оставалось только напиться и мужественно ждать времени исполнения последнего долга.

Долг. Родина. Это были последние соломинки, за которые пытался зацепиться измученный и одурманенный разум. Инстинкт самосохранения, силясь пробиться, через пары алкоголя, настоятельно советовал делать ноги. Но алкоголь, как не странно, был на стороне долга. И пропади все пропадом…

И тут появились они. Я еще не видел их, когда начал чувствовать их появление. Холод. Могильный холод прошел сквозь меня как ветер сквозь крону дерева. Каждая клетка тела задрожала от этой волны.

Я уже давно практически забыл об их существовании. Да, как это было давно! Когда они пришли первый раз. Я был также пьян, как сейчас. Или еще пьянее. И день был тогда пакостный. По моим тогдашним меркам, конечно. Послала к черту девчонка, получил по морде от каких-то бродяг, хозяйка, у которой я снимал комнату объявила о повышении квартплаты… В общем, куда не кинь, всюду был клин.

И тут появились они. Черные тени в балахонах. Их лица были затенены капюшонами, и я так и не смог разглядеть их. Они предложили мне контракт. Что же там было, в этом контракте? Я получаю жуткую удачу, и должен ей пользоваться. А взамен… Взамен я именно должен был ею пользоваться. Никаких ограничений. Никаких пунктов о продаже души. Когда я засомневался, мне объяснили, что грядет большая война, и своими действиями я буду способствовать их целям. Причем эти цели, хотя они и не были уточнены, что, кстати, вызывало легкое беспокойство, эти цели не будут противоречить ни моим интересам, ни интересам Германии. В этом меня клятвенно заверили. Сколько контрактов я подписывал потом! Но с этим контрактом я как будто бы потерял всякое сострадание. И когда, будучи переодетым польским офицером, я расстреливал мирных сограждан, и когда расправлялся с партизанами, это все пролетало словно игра, не задевая душу. Я даже порою сам удивлялся этому, но старался гнать черные мысли прочь.

Все переломилось в сорок втором. Везение оставило и меня, и Германию. Причем Германию, как мне кажется, больше. А я что? После последнего покушения на фюрера, я был даже отозван в Берлин. Благо, с фюрером мы когда-то были почти друзьями. Точнее товарищами.

Появившиеся фигуры прервали поток нахлынувших воспоминаний.

— А, это вы. Где же ваше обещанное везение? — наехал на них я, стараясь наглостью подавить леденящий душу ужас.

Внутренним чутьем я понимал, что они пришли за расплатой. Я не знал, в чем она должна была заключаться, но понимал, что ничего хорошего их визит мне не сулил.

— Ты знаешь, зачем мы пришли. Ты достаточно попользовался нашей удачей, но вы не смогли довести дело до конца. Теперь пришла пора расплаты.

Костлявые руки потянулись к моей груди, и я почувствовал поток жизни уходящий из меня в темный провал их капюшонов. Я был практически парализован. Это должен был быть конец.