У меня девять жизней

Александр Мирер У меня девять жизней (сборник)

У меня девять жизней (журнальный вариант)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Колька Карпов проснулся, как всегда, мгновенно. Он перемахнул через границу сна и яви, словно прыгнул через планку. Вспомнил вчерашнее и открыл глаза. В зрачки радостно ударило зеленое сияние.

Так оно и есть. Вчерашнее не приснилось.

Он лежал голый, в коричневых плавках мягкой кожи. Под ним была восхитительно упругая лежанка из живых мелких листьев.

Николай хмыкнул. Осторожно опустил босые ступни в траву, и она спружинила под пятками. Трава лежала на полу, как зеленый ковер, очень плотный. Колька осторожно вышел на середину хижины, наклонился — никаких следов от ног. Вот это ковер…

Он стоял как бы внутри большой пещеры, метра в три высотой и метров шесть в поперечнике, не совсем круглой, а чуть овальной, с куполообразным сводом. Все это — свод, стены, пол и длинная лежанка, огибающая стены, — было живое и зеленое. Колька попробовал запустить руку в стену, между листьями. Не вышло. Листва оказалась спрессованной, скрученной, как табак в сигаре.

Черт знает что… После вчерашнего он мог бы и не удивляться этому дому, вырубленному в зелени, как пещера в скале. Не такое видели… Но Колька вдруг заподозрил, что дом не вырублен, а выращен. Как настурция на клумбе.

Он вздохнул, оглянулся на спящего Володю и по пружинящей траве пошел к выходу. Раздвинул занавес из тонких зеленых нитей, заменяющий дверь. Выглянул наружу.

Наверное; он еще не проснулся как следует и был наполовину отрешен от реальности. Он смутно помнил, что Рафаил ранен и где-то оставлена без присмотра баросфера. Что положение экспедиции в высшей степени странное, непонятное и даже опасное. Но сейчас его интересовало только одно: построен «зеленый дом» или выращен? И Николай, перебирая пальцами по листьям, обследовал стену в проходе толстая стена, около метра. По внешней ее стороне были живые листья другого сорта. Глянцевито-кожистые, крупные, заходящие один за другой, как черепичная кладка. Между ними рука прошла довольно легко и нащупала свободное пространство… Ага, ветви… так… — он задвинул руку по плечо — и опять внутренние листья, спрессованные…

По руке пробежал кто-то маленький, с когтистыми лапками — Колька выдернул руку и и услышал тихое грозное рычание за спиной. Похолодев, он оглянулся. Рядом стоял большой, тощий леопард и смотрел на него, сморщив нос. Колька попятился, рукой нащупал вход — леопард перестал рычать. Одним прыжком Колька подлетел к лежанке; схватил пистолет, навел его на дверь. Зеленые нити еще качались, и сквозь их зыбкую завесу было видно, как леопард неторопливо, на прямых ногах, удаляется от входа и как играет солнце на его оранжевой шерсти. Выждав некоторое время, Николай подошел к двери и выглянул в щелку — пистолет для твердости держал обеими руками… Вот он, зверюга… Разлегся под пальмой, вытянул шею и смотрит.

Колька тоже вытянул шею и шагнул за порог — зверь тут же поднялся. Коля вернулся — зверь опять лег. Он был метрах в двадцати.

— Сторожишь, — пробормотал Колька. — А если мне по нужде, тогда как?

Он машинально похлопал себя по голому бедру, отыскивая карман с сигаретами. Усмехнулся — брюки и прочая одежда остались у «коричневых», а курить он бросил два месяца назад, когда начались тренировки. Он вдруг развеселился. Эти «коричневые» все делают по-своему, понимаете? Дома строят из живых кустов, вместо пробирок и колб для анализов употребляют каких-то тварей — тут его передернуло. Щетинистые клубки, розовые, как слепые безногие поросята, — гадость… Ну, это их, дело. Только бы лечили как следует. И, наконец, взамен сторожей или тюремных решеток у них леопарды. Неплохо, ничего не скажешь. Придется ждать, пока «коричневые» сами не вспомнят о пришельцах, а Володька — пускай отсыпается.

Он поднес к глазам часы — девять… Что — девять? Эти золоченые стрелки на белом кружочке не имели смысла.

Колька проснулся окончательно, подумав, что вчерашнее утро отделено от них необъятными массивами пространства-времени. Отныне для них не существует «вчера». Есть только завтра, послезавтра и так далее…

— Тик-так, тик-и-так, не стучите громко так, — прошептал он и устроился в ногах у Володи, чтобы держать вход под наблюдением.

Рано или поздно за ними придут, а в крайнем случае он бабахнет в воздух, чтобы напомнить о себе, а пока он сидел, упираясь лопатками в упругую стену, посматривал на сторожа-леопарда и думал.

Сначала он думал, что это неправильно — сидеть и ждать. Долг обязывал его, не теряя ни секунды, отыскать вчерашний дом или другое место, где «коричневые» лечат Рафаила, и проследить, чтобы все было как надо. Потом он подумал: «А почему я не должен доверять „коричневым“? Потому что они темнокожие и ходят без рубашек? Мало я видел сволочей в модных рубашках? Название-то какое придумал: „коричневые“, словно они фашисты… Правда, зверюгу они к нам приставили. Ну, посмотрим. И в этом может найтись какой-то смысл. Нарвались же мы вчера на гориллу…»