У меня к вам несколько вопросов

Вскоре после того, как мы прибыли, я шла по Коламбус-авеню, как вдруг какой-то человек, явно ненормальный, повернулся ко мне и принялся наглаживать свои воображаемые огромные груди и трясти ими в воздухе. Я отшатнулась от него и ускорила шаг по тротуару, отмечая, как кровь приливает к конечностям и желудку, и ненавидя себя за это. Ненормальный прокричал мне вслед: «Беги, крольчишка! Скок-поскок!» Я почувствовала, что поступила как-то неправильно, проявила слабость.

На второй день, выходя из отеля, я наткнулась на Квана, возвращавшегося со свернутыми постерами под мышками. «Я был в Метрополитене!» — сказал он, и я смутилась, ведь разве не каждый вечер мы ходили в Метрополитен? Он сказал: «Платишь сколько хочешь». Я смутилась еще больше. Но затем он развернул один из постеров, и я увидела автопортрет Ван-Гога в соломенной шляпе, а снизу надпись: «Метрополитен-музей».

Так что утром следующего дня, нашего последнего полного дня, я обвела кружочком музей на бесплатной карте отеля и направилась туда от Линкольн-сквера через парк. Заодно я хотела пройти мимо достопримечательности, обозначенной на карте как «Фонтан Бет.», подумав, что фонтан будет отлично смотреться на фотографии.

Полагаю, вы помните, что было дальше. Я увидела вас с Талией, сидящих почти вплотную друг к другу — коленка к коленке, лодыжка к лодыжке — на краю того самого фонтана Бетесда. Если бы я заметила вас издалека, я бы остановилась, укрывшись за другими туристами, и посмотрела, что будет дальше. Было бы о чем рассказать Фрэн по возвращении — как Талия вешалась на вас. Но я увидела вас с пяти футов [29], и вы меня тоже увидели. Вы с Талией отдернули свои ноги. Талия с трудом сдерживала смех; ваши щеки полыхали лесным пожаром. Вы сказали так добродушно: «Боди! Тесный город, да?» Сказали: «Талия только что уговорила меня стать ее наставником по ораторству. А у тебя уже есть наставник? Не нужен?»

О чем бы я ни думала, все это померкло перед огромным облегчением оттого, что вы как будто на полном серьезе предлагали мне работать с вами. В школе недавно вывесили список примерно из десяти учителей, готовых быть наставниками по ораторскому мастерству, и от нас ожидалось, что мы просто обратимся к кому-то. Для большинства ребят это не представляло проблемы (хоккеисты подходили к мистеру Дару, лыжники — к мистеру Грэнсону), но у меня сама мысль войти к кому-нибудь в класс, хотя бы к вам, и попросить быть моим наставником вызывала оторопь.

Так что я сказала: «У меня… да, наверно, пригодится».

Казалось, вы искренне обрадовались, и я приняла это за чистую монету.

Вы спросили, куда я направляюсь, я сказала, что в Метрополитен-музей, и вы заботливо посоветовали мне обязательно заглянуть в Древний Египет.

В тот вечер на «Тоске» Келлан ТенЙик, сидевший в предыдущем ряду, повернулся ко мне в антракте. Он вытянул руки над головой, отчего задралась его оксфордская рубашка, открыв бледный живот. И вдруг сказал мне: «Значит, вы с Фрэн Хоффнунг обе лесби, да?»

И я дулась из-за этого до самой ночи. Это не давало мне покоя, а вовсе не то, что я увидела в парке.

[29] 5 футов ≈ 1,5 м.

[28] Женитьба Фигаро (итал.).

18

Когда же вы впервые заметили ее? Она участвовала в «Хористках» с начала третьего курса, в числе прочих сопрано. Затем включилась в «Причуды», одной из четырех девушек, кружащихся в черных платьях под песню «Я каждая женщина». К середине сентября вы дали ей роли в вводном скетче и партию соло в заключительном номере.

К тому времени, как ее подселили ко мне, она определенно заметила вас. То и дело спрашивала, давно ли я занимаюсь оформлением сцены, какие у вас дети (я подрабатывала няней), не знаю ли я, какой бейгл вам нравится, какую газировку принести вам, если она зайдет в закусочную перед репетицией.

Помимо этих расспросов наше общение в тот год было поразительно формальным. Перед тем как ложиться — единственное время, когда мы оставались вдвоем, не считая благословенной тишины учебных часов, — Талия всегда донимала меня светской беседой. Это могло показаться снисхождением (могло являться снисхождением), но она хотя бы пыталась. Она могла спросить: «У вас в семье есть особые рождественские традиции?» Или: «Ты видела в последнее время хорошие фильмы?» Она редко говорила что-то просто так — не жаловалась на домашку, не рассказывала, как прошел ее день. Как будто на нее смотрела бабушка и хотелось показать, что ее не зря воспитывали.

Той весной она спросила о моих летних планах. Я сказала: «Может, поработаю в „Бургер-кинге“», и ей на самом деле было неясно, смеяться или нет. Если я и шутила, то только слегка: я надеялась снова поработать на смене в «Баскин-Роббинсе».

Она сказала: «Это у вас в Айдахо?»

Мне стало интересно, считала ли она все это время, что я из Айдахо, или она имела в виду Индиану, просто забыла название. Я сказала: «Чем хорош „Бургер-кинг“ в Айдахо, это тем, что у нас своя жареная картошка. Мы сами ее выращиваем».