У меня к вам несколько вопросов

К тому же мне нравилось, что всего в двух часах езды, в Школе права Бостонского университета, в том году преподавал Яхав, с которым я крутила отчаянный затяжной междугородный роман. Яхав, высокий, остроумный и невротичный, говорил с израильским акцентом. Наши отношения были не такими, чтобы я взяла и полетела к нему. Но я могла бы оказаться по соседству.

Плюс мне хотелось понять, смогу ли я — несмотря на нервы, на почти подростковую панику — утереть нос девушке, которая когда-то сутулясь пробиралась через Грэнби. В Эл-Эй я знала в теории, что состоялась — преподаватель колледжа, ведущая известного подкаста, женщина, которая могла купить продукты с фермерского рынка и отправить детей в школу прилично одетыми, — но в повседневной жизни я не особенно ощущала пройденный путь. В Грэнби, я это понимала, мне придется нелегко.

Так что у меня были деньги, тот самый парень и мое эго, а также — под всем этим, почти неразличимой нотой — была Талия и ощущение, что с тех пор, как я посмотрела это видео, мне слегка не по себе.

Так или иначе, они спросили, я сказала да — и вот я сидела на заднем сиденье у Ли, который вез меня в кампус, превышая скоростное ограничение на десять миль.[1]

Он сказал:

— И что вы будете преподавать — типа Шекспира?

Я объяснила, что преподаю два предмета: подкастинг и киноведение.

— Киноведение! — сказал он. — Они у вас смотрят кино или снимают?

Я почувствовала, что любым ответом уроню в глазах Ли как себя, так и школу. И сказала, что преподаю историю кино, что было правдой, но только отчасти. Я добавила, что до недавнего времени преподавала киноведение в UCLA,[2] и он, как и следовало ожидать — это был проверенный прием, — сразу заговорил об университетской футбольной команде. Теперь от меня требовалось только вставлять одобрительные междометия в его монолог. Нам оставалось ехать всего двадцать минут, и я могла не опасаться, что он спросит меня о подкастах или станет разбирать Квентина Тарантино.

Школа пригласила меня специально для преподавания киноведения, а я вызвалась вести двойной курс, потому что это означало двойную оплату, а еще потому, что никогда не умела сидеть спокойно и, раз я оставляла детей на пару недель, мне не хотелось просто сидеть без дела. Необходимость постоянно что-то делать — симптом высокофункциональной тревожности и мой ключ к успеху.

Мой тогдашний подкаст назывался «Старлетки в клетке» и представлял собой многосерийную историю женщин в кино — историю того, как индустрия прожевывала их и выплевывала. Подкаст получал максимум внимания, на какое может рассчитывать подкаст, и периодически достигал верхних показателей в разных рейтингах скачиваний. Это приносило кое-какие деньги, а иногда, в качестве приятного сюрприза, о нас упоминала в интервью какая-нибудь знаменитость. Мой соведущий, Лэнс, смог оставить свой ландшафтный дизайн, а я — подработки, которые мне подбрасывал UCLA, и у нас была на примете пара литературных агентов, предлагавших нам свои услуги, если мы решим написать книгу.

Мы вовсю готовились к следующему сезону, сфокусированному на Рите Хейворт, но я могла изучать материал из любого места.

Мы последовали по Шоссе 9 за другим «синим кэбом» с двумя ребятами на заднем сиденье. Ли сказал:

— Видали? Спорить готов, пара ваших учеников. Вся эта молодежь неместная. Кто-то даже из-за границы. Сегодня утром вез китаяночек, так они молчали всю дорогу. Какая у них может быть учеба, если они по-английски не говорят?

Не дав расизму развернуться в полную силу, я сделала вид, что у меня звонит телефон.

— Гэри! — сказала я в телефон, и следующие десять минут произносила хм-м и окей, пока мимо проносился замерзший лес. Однако, перестав отвлекаться на Ли, я, к сожалению, почувствовала в полной мере, как взвинчены у меня нервы, почувствовала, как лес затягивает меня в Грэнби. Вот показалась маленькая белая межконфессиональная церковь, по которой я всегда отмечала, что скоро буду на месте. А вот и поворот на дорогу поуже, поворот, который я ощутила всем телом.

Казалось, он заставил меня вспомнить не в меру длинные джинсовые шорты и полосатую майку, которые были на мне в мой первый приезд в Грэнби в 1991-м. Помню, как я думала, нет ли у нью-гемпширских ребят акцента, не понимая, как мало моих одноклассников будут из Нью-Гемпшира. Я едва удержалась от того, чтобы сказать об этом Ли или хотя бы в телефон.

В то время я жила в семье Робсонов, и они за день довезли меня почти до Грэнби из самой Индианы, а следующим утром мы проснулись всего за час до отъезда. Я сидела, опустив задние стекла, подставив лицо буйному воздуху и обозревая панораму ферм, словно с открыток, и густых лесов, непроглядных, как стены. Кругом пахло чем-то вроде навоза, к чему я привыкла, а затем вдруг запахло соснами.

Я сказала:

«Там пахнет словно освежителем!» Робсоны отреагировали так, словно маленькая девочка сказала нечто умилительное. «Освежителем!» — повторил Северн Робсон и радостно хлопнул по рулю.