У меня живет жирафа

Ия растрогалась чуть не до слез. Она вдруг уверовала в то, что Авивка непременно ей поможет, и, возможно, это даже хорошо, что она сейчас здесь, в России.

Авива, невысокая, полноватая, медноволосая девушка, близоруко вглядывалась в сошедших с поезда людей. И вдруг как закричит:

– Жирафа, привет!

– Авивка, какое счастье, что ты здесь. Вот, держи! – Она протягивала подруге румяное яблоко. – Это тебе от одной доброй тетки из поезда.

– Мне? – крайне удивилась Авива.

– Тебе, тебе!

– Ийка, у тебя беда?

– Можно и так сказать.

– А от кого скрываешься? От Ромки?

– Вовсе нет. Ромка от меня ушел. И уже довольно давно.

– Ох, а почему я не знаю?

– Да я закрутилась тут… И потом… Да ладно… Дело совсем не в нем…

– А я тоже хороша, дура набитая! Прямо на перроне лезу с такими разговорами. Сейчас поймаем такси и поедем.

– Куда?

– Да недалеко, на дачу. У моего тут дача. Он будет только вечером, так что мы за день успеем со всем разобраться. Вижу, тебя надо лечить, правда, жирафов мне лечить еще не приходилось, но попробую, я вообще-то хороший ветеринар.

Ие сразу стало легче. Авивка всегда на нее хорошо действовала.

Они сели в такси и через десять минут подъехали к старой даче за старым забором. Участок сплошь зарос высокими кустами, никаких клумб и грядок. Только запах чуть прелой листвы.

– Ах, хорошо, – простонала Ия.

– Конечно, хорошо! А у нас в Израиле сейчас адская жарища, да еще американцы собрались Сирию бомбить, а как это еще на нас отразится… Но к черту политику! Давай, выкладывай, что у тебя стряслось, а я пока на стол соберу!

– Даже не знаю, с чего начать…

– Естественно, с самого начала. Что с твоим летчиком вышло, и далее со всеми остановками. Тебе кофе или чай? Ой, а хочешь холодного молочка, свежего, из-под коровки?

– Да, молочка, с черным хлебушком.

– Умница! И не бойся, корову я сама проверяла.

– Ну, Авивка, ты даешь!

– А ты как думала? Нешто я стану пить, а главное, поить своего любимого невесть чем?

– А кто он, твой любимый?

– Замечательный мужик!

– Тебя вывез в Геленджик?

– Что? – опешила Авива.

– Да песенка такая есть.

– Никогда не слыхала. А мой любимый, он тоже ветеринар, великий, можно сказать, я у него многому учусь и вообще… Но обо мне потом, у меня вроде бы все хорошо. Выкладывай, Жирафа! Молочка подлить? А обедать будем, когда Ашот приедет, ты с голоду до тех пор не помрешь?

– Да нет же! – с досадой воскликнула Ия, которой уже не терпелось все рассказать, сбросить с себя часть неподъемного груза.

Ия подробно все рассказала старой подруге – и об уходе Романа, об отношениях с Мишей, о романе с Голубевым и, наконец, о причинах столь поспешного бегства из Москвы.

– Леха Чащин? Помню его, он с пятого класса по тебе сох… А вообще история – зашибись! Просто кино. У нас в Израиловке по девятому каналу частенько такие истории показывают…

– Какие?

– Извини, ерунда… Сериалы там какие-то бесконечные и третьесортные гоняют. Но ты не дрейфь, подруга, тут тебя уж точно никто искать не станет. И Ашот что-нибудь придумает, он такой, всем помогает, и тебе поможет, как нечего делать…

– А я все только летнее взяла, на жару… – растерянно пробормотала Ия.

– Подумаешь, драма! Найдем, чем тебя прикрыть.

– Это-то скорее комедия, но пока я тут прячусь, мой бизнес может пойти ко дну. У меня в последнее время появилась настоящая клиентура.

– Послушай, а почему бы тебе не сообщить обо всем Голубеву?

Ия подняла на нее измученные глаза.

– Он же занимается разведкой, у него наверняка есть какие-нибудь достаточно влиятельные знакомые…

– Авивка, пойми, он сейчас в Аргентине, на другом конце света…

– Но если он тебя любит…

– Если любит.

– А ты сомневаешься?

– Я не знаю, я уже не понимаю, кому можно верить, а кому нет…

– Тогда свяжись с Мишей, он просто свернет башку этому ублюдку!

– И сядет в тюрьму?

…Владислав Александрович был занят с раннего утра до глубокой ночи. Он был всецело захвачен работой, многое явилось для него неожиданностью. Особенно потрясла встреча с девяностопятилетним бывшим полицаем из Белоруссии. Благообразный, седой как лунь старичок, роскошные белые зубы на смуглом сморщенном лице пугали жутким несоответствием общему облику, и оттого улыбка старичка казалась зловещим оскалом.

– Ох, братушки, в чем я-то виноват? Приказ выполнял, а попробуй, не выполни! А мой двоюродный брат своих расстреливал в подвалах НКВД, а ему почему-то и почет и пенсия, а я, вишь ли, преступник? Это разве справедливо?

В словах этого старика была своя логика.

В Советском Союзе палачей, как правило, не преследовали, а тихо-мирно отправляли на заслуженный отдых, и они зачастую громко сетовали на жизнь и почему-то с особым остервенением гоняли собак на скверах. И умирали они, как правило, в своих постелях, а этого белозубого полицая все никак не оставляли в покое…

– Знаешь, Влад, а мне его даже жалко, – сказала после интервью Нина. – Ну, допустим, посадят его, так он свою жизнь уже прожил и, судя по всему, совсем неплохо, вон детей шесть штук наплодил, внуков и правнуков без числа…