У метро, у «Сокола»

Важно угадать с интонацией. Если Бадаев убийца, то сейчас он должен видеть перед собой не хитроумного сыщика, который что-то просек, а обычного мента, который, конечно, может и невиновного сгноить, но персонально к Бадаеву на данный момент претензий не имеет, ходит обнюхивает по списку.

– Я был на работе весь день.

– А в нужное время?

– В нужное… Это во сколько точно?

– Так во сколько… – Покровский достал блокнот, сделал вид, что уточняет. – В тринадцать часов двадцатого мая.

– Это я на олимпийском семинаре сидел. Только ведь это, она-то…

– Кто может подтвердить? – нахмурился Покровский.

– Я сидел с кем… Между капитаном Коневой и Хоронько. Спидвеист такой, знаете? Мы с ним даже перекинулись… Только она ведь жива была!

– Кто? – Покровский сделал вид, что не понял, и тут же сделал вид, что понял. – Точно! Это не по этому делу. Вот ваше время: около шестнадцати часов двадцать второго мая.

Тут четкого алиби у Бадаева не обнаружилось. Он все время на территории, решает возникающие моменты, на той неделе пересаживали кусты… А двадцать второго – да, Бадаев помнит, что именно двадцать второго завозили шайбы на весь сезон, и сначала привезли неправильные, с этим долго шла возня. Была даже партия белых шайб, совсем бракованных, их со скандалом загрузили обратно, а тут кто-то вспомнил, что Третьяк вынашивает идею тренироваться с белыми шайбами, чтобы уж черные потом сто процентов отлавливать. И действительно, есть, оказалось, такая мысль то ли у Третьяка, то ли у Локтева. Оставили белые, но пришлось дозаказывать и обычные. В общем, Бадаева люди видели весь день тут и там. «Тут и там» вообще-то значит «нигде». Но у Бадаева работа и впрямь – прыгать по территории, а что точно было десять дней назад по минутам помнить невозможно.

– И вы не отлучались никуда от ЦСКА?

– Все время там, на виду у людей.

Покровский кивнул. Не стал углубляться: некоторое примерное алиби у Бадаева есть, а есть ли реальное – посмотрим. Важно было в глаза глянуть: вроде не боится. Но глаза медленные, несколько бараньи. Может, не понимает просто, что пора бояться.

Жара спадает, суббота покатилась к вечеру. Покровский решил пройтись до Белорусского вокзала по бульвару посреди Ленинградки. Думал, заглянуть ли все же на сто грамм в какой-нибудь кафетерий. Нет, лучше перетерпеть. Временно успокоил душевное жжение стаканом воды без сиропа.

Вот дом Ярковых с этими глупо-узкими пародийными балконами. Странное, конечно, архитектурное решение: жилье шикарное, а балконы сплющенные. На одном из них стояли лыжи. Покровский прикинул, не балкон ли это Марии Александровны Ярковой. Этаж тот, совпадает, а какая квартира от угла… Примерно эта и есть.

На балконе Ярковой не было лыж два дня назад. Но поставить их можно за минуту. По полминуте на лыжу. И Покровский не был уверен, что точно определил принадлежность балкона.

Поискал глазами телефонную будку: вот она, на другой стороне Ленинградки. Покровский пропустил звякнувший трамвай, перебежал улицу.

Конечно, Мария Александровна вряд ли узнает голос Покровского по телефону. Но если есть кем подстраховаться, то разумно подстраховаться: сержант милиции как раз возмущенно направился к Покровскому. Нельзя так нагло пренебрегать правилами дорожного движения на глазах стража порядка. Бегай ты сколько хочешь на красный, пусть тебе все руки-ноги поотсечет, но не дразни! Покровский представился, показал удостоверение. Сержант уважительно козырнул. Покровский изложил свою просьбу. Сержант не нашелся с ответом. Покровский изложил просьбу повторно, объяснил, зачем это нужно. Сержант, дико извиняясь, попросил еще раз предъя… показать удостоверение. Покровский показал. Сержант вошел в телефонную будку. Покровский из-за его спины поставил в приемник двухкопеечную монету, продиктовал номер.

– Здравствуйте, – сказал сержант. – На ваш балкон наш сокол залетел и чё-то затихарился… Чей наш? – сержант забыл, посмотрел на Покровского.

– Ты из общества соколиной охоты, – подсказал Покровский.

– Я из общества соколиной охоты… Да, прошу посмотреть.

Мария Александровна вылетела на балкон с лыжами. Кутается в шаль.

– Трубкой стукнула, – сказал сержант.

– Не оборвалась связь?

– Нет вроде.

– Сейчас скажет, что нет сокола, ты извинись, скажи, что перепутал.

– Алло! Нету? Извините, значит, я перепутал…

Покровский задумался. Лыжи, может, в спальне покойная мать хранила, а Мария Александровна переместила их на более подходящее место. Чего, собственно, думать, можно спросить.

Посидел немного во дворе Ярковой, понаблюдал за обстановкой. Доминошники, дятлы большого города, еще стучат в глубине двора, пока видны точки на костяшках, но сумерки наползают, тени поплыли. Мат доминошников звучит выпукло, четко. Пошел в подъезд, звонить в дверь сразу не стал, пригнулся к скважине, прислушался. Тут интуиция не подвела, хорошо, что не стал звонить. Из квартиры доносились глухие механические звуки… однозначный ритмический рисунок.

Решил, конечно, не тревожить.

Домой пришел не поздно, полно еще времени пластинку послушать и журнал почитать.