У нас будет ребёнок!

– Аппендицит, – коротко бросил он. – Острый приступ.

– Вы поможете? – в глазах Николая засветилась надежда. – Вы ведь умеете. Вы на войне были, Эльза рассказывала, и там еще не такие операции делали.

– Умею, – тускло согласился фельдшер Коваль. – Делал. Лучше некоторых хирургов делал. И аппендицит вырезал. Часто. Раньше. Но не беременным за три месяца до родов. Так что не возьмусь, простите, Николай.

– Но она же умрет! – закричал Денисов. Из глаз его неожиданно хлынули злые слезы, прокладывавшие тонкие змеистые дорожки по запыленным щекам. – Я не дам вам убить ее, не позволю, вы же врач, а не гестаповец!

– Я не врач, я фельдшер, – ровным голосом ответил Петр Федорович. – И я не имею права на такие операции. И не буду брать грех на душу: ведь не только мать зарежу, но еще и ребенка неродившегося. Хватит с меня!

Неожиданно из-за плеча Денисова выступила тетка Ярина. Фельдшер Коваль и не заметил, что она увязалась вслед за ним.

– Спаси ее, Петр. Олесю не спас – эту спаси! – взгляд старухи был безжизненным, но голос звучал твердо и властно, как в былые годы.

Голова его мотнулась, как от пощечины. Он отшатнулся. И, задыхаясь, путаясь в развешенных повсюду, как саваны, белых простынях, кинулся прочь.

– Петр Федорович, как хорошо, что вы вернулись, – начальник вокзала поднялся ему навстречу. – Я вас жду, дело срочное. Через полчаса прибудет состав с ранеными. Стоянка двадцать минут. Начальник поезда – хирург Денисов. Полковник Денисов, так правильнее, наверное. Ему надо у вас бумаги подписать и умерших с поезда снять. Так что вы не ложитесь. Куда же вы, куда же, Петр Федорович?! Да что это с вами?!

Но фельдшер Коваль его уже не слышал. Он бежал назад, в тот вагон строительного поезда, где судьба давала ему последний шанс начать жизнь заново.

* * *