У нас будет ребёнок!

Дело в том, что Танечка вечером вышла за молоком на улицу Тверскую. Оделась она так. Коротенькая песцовая шубка, купленная по случаю у внезапно залетевшей актрисы Ленки Кашкун, черные колготки и сапоги до колен. Срезая обратный путь через подворотню в Леонтьевском, благочестивая молочница попала под плановую облаву на центровых проституток. В подворотне их оказалось четыре. Танька – пятая. Она кричала и трясла пакетом с молоком, но была безжалостно увезена в отделение. Отпустили ее в полночь, а в половине первого она уже прикладывала Сашин половник к посиневшей скуле. «Они ж меня как шлюху какую забрали! С молоком! Саша-а-а!» – рыдала Таня. На что Саша, уже охолонув после первого удара, спокойно сказал: «А ты шлюха и есть».

– Да ты ж актриса, – спокойно сказала Тима опухшей Таньке, занесшей молоток над еще плодоносящим самогонным аппаратом, – талант у тебя я чувствую. Что ты дурью маешься – у тебя театр через дорогу.

И Танькина крыша поехала в другую сторону.

Между тем беременность протекала тревожно. Тиму дважды укладывали в больницу, пока в роддоме на Миусах ее наконец не прокесарили (на всякий случай, досрочно), выложив на грудь вполне жизнеспособного потомка руководящего работника. Моя дочь получила в подарок золотую цепочку – традиционная благодарность кавказской родни первому, кто принесет добрую новость. То есть я набрала родительский номер, а Алька сказала «мальсик».

Мальсик, однако, требовал специального медицинского досмотра какое-то время, и Тима еще на пару месяцев переместилась с ним на первый этаж к Наташе, чья крыса к этому моменту благополучно сдохла, а нежность осталась.

На родине гуляли три дня. Наследника назвали Артуром. Приехал псевдопапаша из аула, сумел, вероятно, порадоваться так, что никто не заметил подвоха. Потом он незаметно растворился, и никто уже больше не жалел о незадавшемся семейном счастье.

Тиму материнство окрылило. Но с какой-то неожиданной стороны. Она вдруг вспомнила про свое высшее образование. Я-то думала, что сейчас самое время утонуть в пеленках и смесях, я уже ждала подробных описаний детских пузырей. И вот это я бы ей как раз простила – кто-кто, а она вытащила счастливый билет, второго такого, скорее всего, не будет. Вместо этого Тима, как будто всю жизнь только к этому и готовилась, выиграла конкурс по модернизации библиотеки местного института, собрала команду, добилась строительства, возглавила, естественно, эту самую библиотеку и вошла в ученый совет. Время серьезных решений совпало со звездным часом ее гардероба. Меняя юбки на брючки, жилеты на кардиганы, Тима выплывала из закрытых фондов в читальные залы, как звезда на небосклон. Составляла какие-то планы, звонила в архивы, готовила выставки. На ученых советах склоняла тщательно уложенную головку вправо и влево – и наконец этот ветерок подействовал на новенького доцента.

Доцент был совершенно не в Тимином вкусе, типичный ботан, который, однако, на первый же день рождения подарил ей горнолыжное обмундирование. Отпуск они провели на Домбае. Тиму с лыжами, а тем более на лыжах я не представляю до сих пор. Но спорить с мужчинами Тима не привыкла. Лыжи так лыжи.

Тем более что она в лучших традициях ждала предложения. Ждала и одновременно боялась его. Вопрос замужества хоть и был оттеснен карьерой, но с повестки дня, сами понимаете, не снимался ни на минуту. Более того, он все сильнее раскачивался косыми взглядами мамы с папой, живущих за стенкой, и суровой золовки, кандидата медицинских наук. Но если он захочет ребенка – а он захочет – что Тима скажет, что рекомендовали не рисковать?

Доцент, тем не менее, оказался не мальчик и знал цену таким встречам. Он был вдовцом. Артурчик ему нравился, у него самого была уже взрослая дочь, женщину он любил, о новых детях не задумывался. На свадьбе между тем Тиму рвало шампанским. Через неделю выяснилось, что она на третьем месяце.

Вот где грянул настоящий праздник! А бог-то – в смысле Аллах – не фраер! Доцент, исполненный гордости, резко преобразился, завел джинсы, кроссовки и кредит на автомобиль. Про Тиму я не говорю. Она ходила легко, хотя округлилась почти сразу. Все шло иначе, чем с Артурчиком, – ясно, созревала девочка. Молодые решили перебираться в свой дом, который еще предстояло построить. Но это обычное занятие на Кавказе. Люди тут жизнь кладут на строительство дома. А когда оно заканчивается – подкатывает время строить детям. Дома окормляют настоящим смыслом скудные биографические подробности, визируют подлинное существование человека на земле. Дома и дети. Дети и дома. Тима к тому времени уже была за рулем. Счастливая, курсировала между институтом и стройкой. Доцент готовился к защите докторской.

– Не смеши меня, – обхватывала живот Тима, когда я ей рассказывала анекдоты, – я сразу в тонусе!

А я представляла, как растягиваются в улыбке губехи ее крошки в животе.

В начале лета, когда планировались роды, я уехала в командировку и на какое-то время осталась без связи. Вернувшись, я обнаружила эсэмэс: девочка!