У нас дома в далекие времена

Однако оговорка «сочиненное» относится, надо думать, не только к измененным именам и смещенным фактам семейной истории, но и к общей атмосфере книги, по которой мы можем только догадываться о глубине конфликтов, приведших маленького Ганса к разрыву с семьей. Описанного в книге времени Фаллада уже не раз касался — и в юношеском романе «Молодой Годешаль», и в «Железном Густаве», и в других романах. По сравнению с ними «У нас дома в далекие времена» кажется мягкой, лиричной. Это повесть о детстве, написанная с печальным юмором, который дается большим жизненным опытом, полная поэзии и тепла. Но поэтичность, выведя на первый план все доброе и человечное, что было в его детстве и в людях, которые его тогда окружали, не сделала повесть бесконфликтной и не исказила точного писательского зрения.

В годы фашистского господства многие немецкие писатели обращались в своих книгах к национальной истории, часто на автобиографическом материале. Так возникли «Прощание» Иоганнеса Бехера, которому автор дал подзаголовок: «Немецкой трагедии первая часть»; «Мои детство и юность», «Закат дворянства» Людвига Ренна; «Родные и знакомые» Вилли Бределя и т. д. Это не было бегством от злободневных проблем, наоборот, их книги, создававшиеся в изгнании, в условиях эмиграции были порождены стремлением найти в прошлом истоки сегодняшних трагедий и показать, что фашистская ночь не будет длиться вечно. «У нас дома в далекие времена» Ганс Фаллада писал, как мы видели, совсем в других условиях и ставил перед собой, работая над этой книгой, совсем другие цели. Но при всей характерной для нее недоговоренности в картине действительности, нарисованной Фалладой, объективно проступают закономерности исторической эпохи.

Перед нами Берлин, а потом Лейпциг начала века. Еще не ушла в прошлое эпоха грюндерства, быстрого роста немецкой буржуазии, обогащенной победой над Францией; еще длится обманчиво спокойное существование, названное потом, после первой мировой войны, «доброе, старое, мирное время». Семья Фаллады как малая капля отражает это время в себе. Отец — с молодых лет верный служитель только что созданной империи; портрет Бисмарка висит у него на стене. В его доме царит устойчивый порядок, незыблемый, полный педантизма, бережливости, пунктуального соблюдения правил, писаных и неписаных. Но стоит семье покинуть дом, как выясняется, что на берлинских улицах отец вызывает мало почтения и его служебное положение в глазах «простого народа» не имеет большой цены. Стоит маленькому Гансу поступить в респектабельную гимназию, где учатся дети более именитых и богатых родителей, чем его отец, как он становится предметом насмешек однокашников и преподавателей. Стоит маленькому Гансу сделать несколько шагов в сторону от богатой Луипольдштрассе, как он оказывается среди трущоб, где «жизнь лишена всякого порядка и законности». «Все надежное становится ненадежным»; незыблемая устойчивость миропорядка начинает походить на тонкий лед, грозящий в любую минуту проломиться и рухнуть.

Отец во всем — воплощенное правосудие, которое в вильгельмовской империи было призвано обеспечивать порядок и создавать у немецкого общества ощущение стабильности и законности. И, насколько можно заключить по книге Фаллады, отец был честен в исполнении того, что считал своим долгом. Но мальчик видит охранительную сущность этого долга, замечая, что отца интересовало не то, ка́к человек дошел до преступления, а то, что́ делать с преступником. И как в домашних делах холодная логика отца все время вступала в противоречие с реальной жизнью, так и в вопросах правосудия чувствовался явный зазор между должным и сущим. Отец и сам позволяет себе выразить мнение о судопроизводстве «в кощунственной форме», и это мнение полно скепсиса: «Я опытный судья и знаю, что судебные процессы — это людоедство. Они пожирают не только деньги, счастье, покой, они способны поглотить и самих судящихся целиком, со всеми потрохами».

Отец описан Фалладой двойственно. Он человечен, умен, полон юмора и сочувствия к ближним, он хорошо чувствует музыку (любовь к которой он так и не сумел внушить своему старшему сыну), он знаток литературы (любовь к литературе сын унаследовал от него, хотя далеко не всегда слушался его советов в выборе книг). Но в то же время он не понимает сына и отталкивает его от себя; он поддерживает все обычаи своей среды, полной сословных предрассудков и ханжества, где все строится на том, чтобы «никакая новая идея не проникла в старый привычный круг».

С большей теплотой описана Фалладой его мать, дочь полунищего тюремного пастора, после безвременной кончины которого заключенные собирали средства на памятник ему (так и не воздвигнутый из-за запрета начальства). И, особенно, бабушка с материнской стороны, гордая и прямодушная, существующая на жалкую вдовью пенсию, но не принимающая никаких подачек от богатых родственников. Чем проще и естественнее человек, чем дальше он от сословного чванства и государственных установлений, тем милее он сердцу Фаллады.