Читаем У нас на хуторе полностью

А здесь, в деревне, у нас на хуторе, молоко лилось рекой, мяса, овощей и хлеба всегда было вдоволь. Добавьте к этому немецкие подарки – я жила в раю.

Мы регулярно обменивались письмами с нашими немцами. Почтальон бросал письма в старый ящик, приколоченный к сухому дереву недалеко от дороги, и тот, кому было по пути, забирал почту.

Я помню, как приходили красивые конверты, украшенные необычными марками и наклейками, сказочные открытки к праздникам, а письма были написаны не на линованной, как у нас, а на специальной почтовой бумаге с гербом.

Все эти мелочи создавали в моей голове представление о Германии, как о прекрасной стране, где одни только замки да аристократы, которые пишут письма на гербовой бумаге, жуя мармеладки Харибо.

Тати отвечала на письма на армянском, мама переводила на русский, местами, насколько позволяли знания, на немецкий язык и только потом отправляла. Время от времени и мы отправляли посылки в Германию – с сухой фасолью, яблоками из сада, посаженного отцом Фритца, вязаными шерстяными носками, медом, вареньем, сухофруктами. Каждый из нас делился тем, чем был богат.

Зима

В первую очередь надо отметить, что зимы моего детства всегда были снежные. Мама безбожно кутала нас в сто одежек, и мы неловко вываливались во двор поиграть. Один раз даже выросли такие высокие сугробы, что мы с Анжеликой смогли прорыть в них длинные норы, и превратили двор в сказочный белый городок. Мы играли в этот городок, и наши диалоги были только такие:

– Здравствуйте, у вас продается мороженое?

– Конечно, мы продаем только пломбир.

– Два шарика, пожалуйста!

Или:

– Здравствуйте, соседка!

– Ах, здравствуйте, где же были, пойдемте ко мне в гости, я угощу вас мороженым!

Мороженым был снег, который мы ели взаправду. Разумеется, есть снег было строго запрещено, ибо ангина, ларингит и иже с ними. Но я искренне не понимала, что может быть плохого в чистейшем белом снеге, на моих глазах упавшем с неба. Не каждый же день можно попробовать небо на вкус.

Однажды, не заметив маму, которая мыла окно, мы с Анжеликой начали есть по огромному снежку. Мама увидела и строго постучала в окно. Мы сразу бросили снежки и сделали вид, что это случайность. Немного поиграли, чтобы усыпить бдительность мамы, пробрались на задний двор и только взялись за новую порцию снега, как и тут в окне возникла мама! Она уже помыла то окно и перешла к этому. Больше рисковать мы не стали, и правильно – через пару минут мама появилась во дворе, чтобы развесить белье.

Сушка белья на морозе – самое чудесное чудо, которому я не переставала удивляться. Никак не могла понять, как на холоде могут высохнуть мокрые простыни и покрывала? И как они пропитываются свежим запахом зимы, и продолжают благоухать даже после того, как мама их идеально отутюжит?

Я любила зиму особенной любовью. В зимние дни небо становилось чистым, воздух прозрачным, а голые деревья казались нарисованными великим художником, тушью на белой бумаге. От мороза усиливалась тяга в печных трубах, и поэтому огонь горел ярко и весело, и тати часто готовила на печке картофельные слайсы – любимое блюдо многих взрослых и детей.

Ничего сложного в приготовлении тут нет – берешь крупную каменную соль, посыпаешь ею поверхность печки, затем кладешь прямо на соль ломтик картошки, и он мгновенно пропекается, успевай только поворачивать.

Традиционно на печке готовили только картошку, но тати пошла дальше. Она могла пустить на раскаленное железо и яйца, и сосиски. А еще тати грела на печке хлеб собственного приготовления, и он сразу становился хрустящим и ароматным, как свежевыпеченный. Ах, волшебная печка! Непостижимая магия огня!

Зимний домашний быт сильно отличался от летнего – работы было намного меньше, сад и огород отдыхали под снежным одеялом и уход требовался только для живности в коровнике и курятнике.

Главным недостатком зимы мне казалось то, что нас одевали в миллион одежд. Я до сих пор помню очередность слоев – маечка, потом тонкая кофточка, тонкие колготки, кофта трикотажная, теплые колготки, шерстяной свитер, штаны, носки, и поверх еще шерстяные носки татиного производства.

На хуторе, где печка могла того и гляди погаснуть, и мороз холодными пальцами тянулся к нам сквозь оконные щели, такая экипировка была нормальной. Но как нелепо я выглядела в глазах своих братьев и сестер в городе, если оставалась там ночевать! Привыкшие к центральному отоплению, они всегда высмеивали мой многослойный стиль. И тогда я взбунтовалась и сказала маме, что больше не буду носить вторые колготки! Вот так вот! Я гордая и независимая, всего лишь в одних колготках!

В сильные холода мы не ходили в школу и садик, а так как мама с папой работали, нас отравляли на хутор. Там было очень весело, особенно, если приходил еще кто-то из детей. Мы рисовали, играли в прятки, ссорились по пустякам и мирились – словом, жили, как все обыкновенные дети.

Перейти на страницу:

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода

Читатель не найдет в «ностальгических Воспоминаниях» Бориса Григорьева сногсшибательных истории, экзотических приключении или смертельных схваток под знаком плаща и кинжала. И все же автору этой книги, несомненно, удалось, основываясь на собственном Оперативном опыте и на опыте коллег, дать максимально объективную картину жизни сотрудника советской разведки 60–90-х годов XX века.Путешествуя «с черного хода» по скандинавским странам, устраивая в пути привалы, чтобы поразмышлять над проблемами Службы внешней разведки, вдумчивый читатель, добравшись вслед за автором до родных берегов, по достоинству оценит и книгу, и такую непростую жизнь бойца невидимого фронта.

Борис Николаевич Григорьев

Детективы / Биографии и Мемуары / Шпионские детективы / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное