У нас с Галкой каникулы

Баба Ната ответила ей, что она выполнит свое обеща­ние, но позже, когда вернется из Москвы дед Володя.

— Правильно,—сказала я.— Деду Володе тоже будет интересно послушать.

— Тем более что я уже в прошлом году рассказывала ему про Дмитрия Ивановича,— сказала баба Ната.

— А про Эдика... То есть про Алешу? — быстро попра­вилась Галка.

Баба Ната внимательно посмотрела на нее, потом на меня.

— Про Алешу я в прошлом году сама почти ничего не знала.

Вечером мы сидели возле наших дверей на скамейках. Они стояли «лицом» друг к другу. У нас в Харькове такие скамейки называются беседками, может, потому, что люди сидят на них и беседуют. Дед откинул голову на спинку беседки и смотрел наверх, будто увидел там что-то очень интересное. Он волновался. Я знаю, какое у моего деда бывает лицо, когда он волнуется. Мама тихонько качала головой, вздыхала, она хорошо умеет слушать, ей всегда так и хочется чего-нибудь рассказать.

А Галка, наверно, дышать забывала и долго даже не пе­ребивала бабу Нату. Я уже слышала разговор бабы Наты с Дмитрием Ивановичем. Дмитрий Иванович немножко го­ворил ей о своей болезни, потому что баба Ната спрашива­ла его о том, как он себя чувствует, что говорят врачи, ка­кими лекарствами они его лечат. Но больше всего он го­ворил про Алешу. Сейчас баба Ната рассказывала и о се­годняшнем разговоре с Дмитрием Ивановичем, и о том, о чем знал один дед Володя. Баба Ната рассказывала обо всем по порядку...

Та ночь была темная, потому что не было на небе ни луны, ни звезд, а фонари в нашем поселке редко попада­ются. Алеша жил на даче с родителями, но в ту ночь его родители остались в Москве, и в доме были только Алеша да хозяйка дачи. И вдруг к ним постучали. Хозяйка спро­сила, кто это стучит.

— Здесь не живет врач? — тоже спросила ее какая-то женщина.

Хозяйка ответила, что не живет.

— А вы не знаете, где живет врач?

Хозяйка ответила, что не знает.

Алеша услышал этот разговор, вышел в коридор, быст­ро открыл дверь и увидел совсем молодую женщину. Это была дочь Дмитрия Ивановича, Данилкина мама. Она ска­зала, что у ее отца плохо с сердцем и она ищет врача.

Алеша тоже не знал, где живет врач, но сказал, что пойдет с ней искать врача. Данилкина мама уже набегалась, она очень устала, и Алеша оставлял ее возле калитки, а сам бежал к дому, стучался в дверь и спрашивал, не жи­вет ли здесь врач. Постучался Алеша и к нам. Тогда мы еще не приехали из Харькова. Баба Ната взяла все, что было нужно, и побежала с ними.

Дмитрий Иванович лежал в комнате у распахнутого ок­на. Он вообще тогда мог только лежать, такая у него была болезнь. Но сердце его врачи хвалили, они говорили, что сердце у него хорошее, что с таким сердцем ему не страш­ны никакие болезни. И вдруг с этим хорошим сердцем ста­до плохо, да еще ночью. «Ничего страшного,— сказала Дмитрию Ивановичу баба Ната,— сейчас мы вам сделаем маленький укольчик...»

Наша баба Ната ласково лечит. Она говорит мне или Галке, когда мы болеем: «Ну-ка покажи свой длинный язык... Вот так, а теперь я тебя угощу капельками, они не больно вкусные, но мы их запьем сладким чаем...» Всё говорит, говорит, тихо так, спокойно, и до того вдруг спать захочется...

После укола Дмитрий Иванович заснул. Но баба Ната все прикладывала трубку к его сердцу, слушала, правиль­но ли оно бьется. А Мария Васильевна и Данилкина мама смотрели на нее и все тихонько спрашивали: «Ну как?»

И вот баба Ната наконец ответила им, что теперь уже совсем все хорошо, но она еще часок-другой побудет у них. Но сидела она не час и не два, а долго, до самого утра. Вот тут-то ей Мария Васильевна и рассказала про своего мужа.

Всю войну Дмитрий Иванович воевал. Почти два года Мария Васильевна не получала от него ни одного письма, даже не знала, жив он или нет. А Дмитрий Иванович был жив и здоров. Он вообще был всегда крепким здоровым-человеком, он даже мог толкнуть одной рукой очень тяже­лую гирю, такую тяжелую, сказала баба Ната, какую нам всей семьей не поднять. Он был настоящим богатырем. А не писал Дмитрий Иванович потому, что был он развед­чиком и выполнял в это время особое задание, трудное, важное и очень секретное, поэтому ни он, ни его товари­щи, никто ничего ей не мог сообщить.

Потом Мария Васильевна узнала, что Дмитрий Иванович лежит в госпитале, что у него была очень тяжелая рана и врачам пришлось сделать ему много операций. Война уже окончилась, а Дмитрия Ивановича все не выпускали и не выпускали из госпиталя. Но наконец-то выпустили, только велели ему еще долго отдыхать, копить силы. А он сказал Марии Васильевне, что ничего ему не надо копить, что сил у него и так хватит на десятерых. И стал он работать, он работал как самый здоровый человек на свете, ведь он был инженером-строителем, а после войны везде люди строили заводы, дома, школы, театры. Он работал много лет и тя­жело заболел, и опять его положили в больницу. Тут он стал очень послушным, принимал все лекарства, которые ему прописывали доктора, хорошо ел. Он сказал бабе На­те, что готов был глотать лягушек, лишь бы скорее выздо­роветь.