– Я исправлюсь! – обещает Быстров. – Сегодня же возьму какую-нибудь взятку… За что-нибудь… Или деньги растрачу государственные.
– Извини, поздно. Да ты не волнуйся, мы о твоей семье позаботимся. А тебя, если хочешь, на Ваганьковском похороним. Может, ты вообще против? То есть против нас? Против меня лично? Скажи, не бойся.
– Я не против…
– Тогда о чем говорить? Журналисты, включайте камеры!
Тем же вечером диктор в телевизоре сообщает деловитым, заурядным голосом после перечисления важных международных и внутренних событий:
– На сегодняшнем заседании было принято решение убить руководителя департаменты культуры Вадима Михайловича Быстрова. Заявлено при этом, что убийство будет совершено криминальным образом на почве коммерческой деятельности, которой у Быстрова нет, но по политическим мотивам. Осуществление и расследование убийства берет на себя ведомство товарища генерала Пробышева, но оно не будет иметь к этому никакого отношения.
На экране возникает Пробышев. Он вещает:
– Хотя мы тут ни при чем, но могу сказать, что в любом случае мы исходим не из соображений необходимости, а из принципа целесообразности…
Программу вечерних новостей смотрит вся страна, и везде реагируют по-разному.
Людям посторонним это, конечно, совсем неинтересно.
Хотя и они иногда высказывают мнение.
Вот где-то в глубинке сидят два соседа-приятеля, выпивают. Один уронил кружок колбасы под стол и, поднимая его, не расслышал:
– Кого убить хотят?
– Быстрова.
– А это кто?
– Черт его знает. Типа министр.
– Давно пора их все поубивать. Грабят народ. Твое здоровье.
– Твое здоровье.
Выпили. Оба одновременно икнули. Рассмеялись этому приятному совпадению.
Или: лежит в деревенском доме бабушка ста с лишним лет, смотрит в телевизор, почти ничего уже не понимая, но непроизвольно бормочет:
– И примкнувший к ним…
– Чего ты там бормочешь? – кричит ее глухая восьмидесятилетняя дочка.
– Заплясали, загудели провода, мы такого не видали никогда, – отвечает мать.
Шестидесятилетняя внучка, тоже тугоухая, кричит:
– Ничего не понимаете, старые!
– А ты чего поняла? – обижается дочь.
– Все!
– А что все-то?
Внучка молчит, не сознается. Вернее, не хочет признать, что она сама ничего не поняла.
Но то люди дальние, а каково близким?
Сейчас узнаем, каково близким.
Восемнадцатилетняя дочь Быстрова Настя, услышав новость, кричит матери, которая на кухне:
– Мам, иди сюда, про папу говорят! Да быстрее!
– А что? – входит мать.
– Папу убить решили.
Мать ахает, но тут же говорит:
– Предупреждала я его: не лезь ты на это место! Славы человеку захотелось!
А вот младший брат Быстрова, Владимир, и его жена Надежда. Жена смотрит телевизор, а Владимир сидит в кресле под торшером возле книжных полок во всю стену. Читает.
– Ты слышал? – спрашивает Надежда.
– Выкину я этот зомбоящик. Добил он остатки интеллигенции, – морщится Быстров-младший.
– Брата твоего убить хотят!
– Серьезно? Надо же… Нет, но с ним-то, наверно, согласовали?
Владимир пожимает плечами, он растерян. Он не знает, как к этому отнестись.
А в телевизоре сам виновник, если так можно выразиться, торжества.
Он говорит журналистам:
– Конечно, для меня это неприятное решение. Слишком много начатых дел, хотелось бы их продолжить. С другой стороны, я понимаю, что нужны свежие кадры, новые идеи…
Едет Быстров домой, хмуро смотрит в окно. Предчувствует: будет дома неприятный разговор.
Так и есть: жена Светлана кормит его ужином и сокрушается:
– Нет, но как ты мог согласиться?
– А что я мог сделать? Ну не соглашусь, все равно убьют. Уж лучше думать, что я сам, добровольно. А то получится – как баран на бойне.
– Да так и получилось уже!
Быстров надкусывает котлету, и лицо его вдруг становится очень грустным, как будто он только сейчас по-настоящему огорчился.
– Что, пересолила? – тревожится Светлана.
– Наоборот.
– Ну, Вадик, на тебя сроду не угодишь!
– Да ничего, я сам…
Быстров сыплет на котлету соль из солонки. У солонки отлетает крышка, соль высыпается.
– Плохая примета! – пугается Светлана.
В кухню входит Настя. Обращается к отцу:
– Привет, машину дашь на пару часов?
– А кто мне крыло вчера помял?
– Купили бы мне свою собственную, я бы мяла что хотела! – оправдывается Настя, не чувствуя за собой вины. – У всех уже машины есть, одна я как золушка.
– Ничего, – утешает отец. – Скоро моя машина твоей станет. Навсегда.
– Правда? – радуется Настя.
Светлана одергивает ее:
– Ты разве не знаешь, что нас ждет?
– Почему нас. Это его ждет. А он согласие дал, я правильно поняла?
Быстров вяло кивает.
– Так я возьму машину?
– Бери.
Настя, счастливая, исчезает.
– Так нельзя, – говорит Светлана. – Надо как-то бороться!
– Как?
– Ну не знаю… В суд подать.
– Прецедента не было.
– А ты создай!
– Свет, помолчи, а? И так тошно.
Светлана глянула на часы.
– Ой, что же это я? Там же…
Спешит в комнату, включает телевизор. Слышны звуки какого-то веселого шоу.
Быстров встает, шарит по кухонным ящикам. Находит начатую пачку сигарет. Закуривает.
Светлана кричит:
– Вадик, опять закурил? Забыл, что тебе врач сказал? У тебя легкие!
– Скоро не будет, – негромко говорит Быстров. – Ни легких, ни тяжелых.