У нас в Техасе кабаны с руками (СИ)

- Нет, - покачал шапка головой. - Пока нет. Пусть сперва у тебя хоть чуть срастется. Я заштопал, но не уверен, все ли... прости, пока что нет.

Троллиха кивнула, сверля шапку глубокими темными глазами.

- Ты помог мне.

- Ага, помог, - шапка приземлился рядом с ней на землю, от паломника все еще шел аппетитный парок. Шапка одним махом осушил хлебово и облизнулся.

- Я теперь у тебя в долгу. Ты примешь мою верность? - спросила Бьорна.

Шапка отсалютовал ей паломником:

- Конечно, я же сраный барон и нуждаюсь в твоей всратой верности.

- Нет, - сказала троллиха. - Моя верность - самая настоящая. Если ты ее не примешь, то мне не зачем предлагать ее кому-то еще. Я покончу с собой.

- А что мне с твоей верности? - спросил шапка. Его рука протянулась к тому, что считалось для девушки за грудь. - Вот это, например, мне доступно?

- Вот это? Ты хочешь сказать, что это лучшее во мне? Главное, что во мне есть?

Нобакону показалось, что сейчас придется воевать. А тролли отлично компенсировали тупость физической крепостью. Такой вот баланс.

- Ни в коем случае, - сказал он. - Подумаешь, тебя чуть не убила жалкая химерическая тварь. С кем не бывает.

Девушка вздрогнула. Она решительно встала, не обращая внимания на разошедшиеся швы. Взяла топор.

- Нет-нет, не надо, - сказал Нобакон и вцепился в рукоять троллева оружия. Он с радостью убивал всяких там рыцарей, много понимавших об себе и своем патроне, но перед этим всегда убеждался, что китэйн потерян для дела революции.

- Ты назвал меня слабой, - прошипела Бьорна.

- Нет. Просто не надо забывать, что все в мире относительно. И сила тоже. Могу я посмотреть твое оружие? Такое оно у тебя красивое...

Троллиха молча протянула ему секиру. Шапка поднял ее.

- Слегка неудобная штука. Или я просто не привык к такому. Вручаю тебе с поклоном, - он в самом деле согнулся, протягивая оружие обратно. - Простишь ли ты мне мою грубость, о сильномогучая троллица?

- Меня зовут Бьорной, шапка. И вижу, твой язык так же остер, как твои клинки.

- Воистину. Теперь - приляг, отдохни. У тебя зашитое расходится. Кстати, меня прозывают Нобаконом.

Что такое закат в Техасе? Это солнце, которое раскалено докрасна. Облака, хилые и забитые, ползущие так медленно и лениво, будто на работу. Это песок, который того и гляди обернется стеклом. Это кактусы, похожие на молящихся людей. Тогда к этому прибавились двое - троллиха Бьорна и шапка Нобакон.

- Ты всем говоришь свое имя? - спросила Бьорна.

- Да, конечно.

- А не боишься именователей?

- А ты видишь, я что, меняюсь как-то? Нет, мне плевать. Меня эти фокусы не берут.

- Почему?

- А кто знает?

Бьорна откинула голову на землю, глядя в бескрайний океан неба, которому предстояло стать обсидиановым.

- Я должна доставить тебя к барону как преступника.

- Но ты дала мне свою клятву.

- И я не отступлю, - она принялась стягивать одежду.

- Ты что делаешь? - спросил Нобби.

- Как - что? Ты же спрашивал, что тебе открыто. Я открываю.

- Нет, не надо.

- То есть - не надо? Я уже для тебя слабая, изнеженная, ты смеешься над моим оружием, и еще ты считаешь меня некрасивой?

Нобакон скептически оценил груду мышц, рекомую Бьорной.

- Я так не сказал. Я имел ввиду прощупать твою верность. Теперь я в ней не сомневаюсь... А кроме того, твой живот выглядит херово. Кстати, где твоя тачка?

- Тачка? - спросила Бьорна.

- Ну да. На чем ты сюда приехала?

- Я не ехала. Я пришла пешком. По следу химеры.

- Пешком? По раскаленной жаре? - Нобакон взял щепотку песка и просеял сквозь пальцы.

- Пешком. По ней, - Бьорна легла обратно, все такая же голая.

- Все тролли немного ебанутые, - вздохнул Нобакон.

Квартира Бьорны оказалась уютным и чистым местечком. Нобакон, который давно стал рассматривать постоянное жилье как нечто эфемерное (когда чаще всего спишь на заднем сиденье своей развалюхи, начинаешь мыслить именно так), только облизнулся на царящий всюду порядок. Несколько химерических безделушек явно нокерского происхождения скользили по полу туда и сюда, сметая пыль, хотя сметать, как на взгляд шапки, тут было совершенно нечего. Квартира состояла из единственной студии с большим окном от пола до потолка, выходящим на оживлённую магистраль. Комнату скрадывала от взора автомобилистов завеса из плотного белого тюля. Удобный диван разложен, его спинка облицована затейливыми рунами и изображениями боевых молотов.

Всю стену над диваном занимала картина некой битвы, в которой одни тролли воевали других. Нобакон аж прицокнул языком от восторга: ибо как только взгляд падал на полотно, фигуры причудливым образом наполнялись жизнью, двигались и рубили друг друга, секли, крошили, а потом Нобби хмыкнул, потому что выражения лиц троллей никак не соответствовали тому, что обычно бывает, когда тебе, скажем, отрубают руку.

- Ничего не понимаю, - сказал Нобакон и указал на полотнище. - Это все так пафосно и глупо смотрится...