- Вот бы закатиться куда-нибудь, а? Где итак, блеск, весело и все танцуют... А то все уроки да уроки, скучища! - Ленка Слоникова на ходу размахивает портфелем, встряхивает кудлатой головой. Ленкина голова похожа на большой разлапистый кочан капусты. Ленка шагает, не глядя на Машу, и вздыхает: - Да ещё на выходной задано у-у сколько... Да ну! Пошли куда-нибудь, а?
- Можно, вообще... — неуверенно поддакивает Маша. Она сама, без старших, еще ни разу не бывала в «злачном» месте.
Маша не очень-то разговорчива. Маленькая, складненькая, светленькая, с короткой стрижкой, она не такая заметная, как Лена Слоникова, закадычная подружка. И всегда ей вторит, но больше для виду, а делает по-своему. Но сейчас понемногу поддается Ленкиному настроению...
- А давай в кафе, а? — говорит Ленка.— В самое хипповое. Давай?
Она строптиво мотает лохмами, торчащими в разные стороны, толкает прохожих. И сама она вроде хиппи — просто тощий вихлястый пацаненок в джинсах, сорванец.
Маша молчит. Обдумывает. Ей начинает грезиться кафе, где в синем полумраке медленно танцуют пары, звучит смех, на эстраде звездами мерцают и вспыхивают огоньки...
Девчонки размахивают портфелями, идут мимо ярких витрин, глубоко вдыхают морозный и по-весеннему уже влажный, радостный воздух. Так не хочется домой! Хотя — вечереет и животы подвело.
- В кафе «Молодежном» всегда музыка, — мечтательно говорит Маша.
-Значит, пошли в «Молодежное»! — решает Ленка. — Портфели забросим, ты натянешь джинсы, чтобы как я, и — в кафе. Только дома не задерживаться!
Последний урок был физкультура, Ленка так и осталась в джинсах. Она продолжает:
— Войдем в кафе, а там музыка, танцы, а мы подсядем к каким-нибудь ханурикам и обольстим их, и они в нас втюрятся, — тут Ленка попробовала завилять бедрами, но у нее что-то не очень получилось.
Маша чуть-чуть вильнула бедрами тоже, за компанию с Ленкой, и, взглянув на Ленку, прыснула: уж очень комично пошла извиваться вся тощая угловатая Ленкина фигура. А длинная шейка качалась, словно ножка опенка.
Девчонки весело пошли к дому... А портфели все-таки тяжелые, долго не размахаешься ими — все руки отмахаешь. Там битком набито: и учебники, и библиотечные книжки, и кеды для «физры», и старенькие в¬заные шапочки... Вот и дом, подруги разошлись по своим подъездам.
Минут через сорок встретились во дворе. Обе в джинсах и свитерах, пальто — небрежно нараспашку, волосы начесаны, торчком, так и стоят нимбами вокруг сияющих девчачьих лиц, в руках — мамины сумочки.
— Мелочь наскребла?
— Ага, полтинник...
— У меня рубль шестьдесят.
— Сойдет... Гидальго доплатят!
— Это которых обольстим?
— Угу… Рыцари.
Девушки пошли к автобусу. Денежный вопрос все же беспокоил более рассудительную Машу.
- Доплатят, говоришь? – недоверчиво спросила она. – Ну да-а… Они «доплатят»! Теперь знаешь какие рыцари пошли…
- Ничего, - расхрабрилась Лена. – А мы только мороженное возьмем.
Еле втиснулись в переполненный автобус. Час пик, народ с работы едет. Даже билеты брать не пришлось, девчонки лишь запахнули пальто плотнее, чтобы не застрять в давке. Выбрались через три остановки.
- Ни фига себе! – вздохнула ленка. – Как сквозь джунгли продираешься. Чуть пальто не оставила.
- Народишку слишком много развелось, - заметила Маша. – Вот и тесно.
- Пожалуй, в кафе не попадем…
У кафе «Молодежное» и в самом деле уже толпилась очередь. Встали в хвост.
- Сколько на твоих?
- Без четверти семь.
- Скоро пустят.
Кругом на улице уже вспыхивают, горят вечерние огни: бегущие буквы реклам, яркие витрины. Студено, ветрено… Как и вся публика, девчонки ждут открытия кафе. Отворачиваются от ветра, поправляют ладонями прически. Но ветер все равно взвихривает и треплет волосы… У Ленки ее «нимб» совсем разлохмачивается, а по бокам пряди выгибаются, как бараньи рога. У Маши еще ничего, терпимо – ее светлые кудри кажутся лишь пышнее. Девчонки чуть продрогли на ветру, ежатся, пританцовывают. Скорей бы уж пускали!..
Очередь вдруг ожила, заволновалась. Изнутри к стеклянной двери прошествовал швейцар. Отпирать, однако, не спешил. Генеральская осанистая фигура его, начальственная ухмылка четко рисовались внутри кафе, сияющего как аквариум. Казалось, в волшебно осиянном сосуде важно плавает крупная аквариумная рыбина, в экзотическом оперении, какой-нибудь губастый гуппи или барбус. Он наслаждался в одиночку светом, теплом и музыкой, уже доносившейся из глубины зала: оркестранты репетировали, что ли… А снаружи – синеватые лица жаждущих были в мурашках от холода.