У ночи длинная тень. Экстремальный роман

- Девчонка сидела в кафе. Одна, и ей было неловко и завидно, когда глядела на входившие пары, на застольные компании. А впрочем, вон и еще одиночки. Не одна она такая. Вон, в углу, у окна, сидит и парень один-одинешенек. Наверно, тоскует, бедняга… А симпатичный… И не парень даже, а молодой мужчина строгого вида, вроде спортивного тренера, нет, поинтеллигентнее, может – кинооператор? Лицо медноскулое, темное, короткая стрижка (отсюда, правда, не разобрать – стрижка это или обрит?) индеец прямо. Индейский вождь. И глядит на нее, хорошенькую, юную. «На меня смотрит, заметил», подумала она. «И чего это он так смотрит?» Смутилась, отвела глаза. «Может, с прической у меня что, или глаза потекли?» Достала из сумочки пудреницу, глянула в зеркальную крышку. Быстро припудрилась, и стала пить чай с маковой плюшкой. Потом снова глянула в тот угол, и огорчилась. Нет, индеец-кинооператор смотрел не на нее. Он глядел сквозь нее, теперь девушка поняла это. Видел, конечно, и ее, и весь этот зал, но видел – не видя, уйдя в свои думы. Ясное дело, он ждал кого-то. Или уже расстался, и сидел переживал. «А красивый. И лицо умное. Только грустный какой-то…» Тут на миг его заслонил официант: поставил на столик бутылку вина, и снова отошел. Кафе понемногу наполнялось народом. Свободных мест уже почти не было. К девушке за столик кто-то сел, потоптавшись несмело, но кто – разглядеть не успела: отвлекло необычное. В том углу с тем самым мужчиной вдруг произошла перемена. Глаза вспыхнули радостью, он встал, весь сияя улыбкой, двинулся было… А к нему шла удивительная красавица – и пол зала уже смотрело на нее – такая высокая, статная, за плечи отброшена черная волна волос, полногубая, алое с черным красило и сразу выделяло ее лицо. Такая, как девчонке показалось, какие глядят лишь с обложек подарочных изданий восточного эпоса, с иллюстраций книг, что теперь нигде не купишь, а видишь лишь на книжных выставках.

Они сели и стали глядеть друг на друга, взялись за руки – ладонь к ладони, а девчонка таращила глаза на них. Не могла оторваться – такой необычной, она чувствовала это, было их встреча и даже молчание. Они сидела молча. Но все кафе уже гудело. И даже девчонкин сосед неловко повертелся, попыхтел, и сказал:

- А меня зовут Слава…

Мест пустых, да и одиночек, уже не было в кафе, забыла и девчонка про одиночество, этот вечер и для нее стал отныне самым особенным. И она уже не смотрела туда. Правда, когда через полчаса она бросила туда взгляд, заметила: все так же молчат и смотрят… Ну вот просто сидят и молчат, но весь многолюдный зал кафе уже строится и существует вокруг их столика в углу, и он уже был – казалось девчонке – центром, солнечным светилом в мире этого кафе.

На эстраду вышли поодиночке, вразбивку, музыканты, расчехлили свои сложные орудия и стационарные агрегаты, и, сев и помедлив с непроницаемо презрительными минами – грохнули разок, другой. Мелодия, однако, полилась поначалу тихая и задушевная…

Они все также сидели, глядя друг на друга, бутылка вина была лишь чуть начата. О чем-то, наверно, главном, великом и совершенно ослепительном молча разговаривали прекрасными от радости лицами.

Оранжевоглазый замолчал, и картинка погасла. Я вмиг перенеслась обратно за кладбищенскую оградку.

- Ну так что, перейдем к следующему захоронению? – тоном экскурсовода произнес он.

- Подожди, я так быстро не переключаюсь, - сказала я. – Скажи, как ты это делаешь? Как тебя звать?

- Имя знать хочешь? – усмехнулся он. – Зачем тебе?

- Ну ты же знаешь мое. Знакомиться, так по полной. Как тебя?

- Да называй как хочешь.

- А все-таки? По-настоящему, как?

- Ну, скажем, Фитк.

- Да-а, прикольно, - протянула я. – Так можно называть собаку, или кота. Никогда не встречала у людей подобных имен.

- А я и не человек, - усмехнулся он.

- А когда было это самое землетрясение, - разбирало меня. – Ну правда, когда?

- В 1976-ом, 8 апреля, - проинформировал он меня. - Землетрясение началось с толчка небольшой силы, но местные жители, предчувствуя неладное, повыскакивали из домов. Удар огромной силы, до 9 баллов по шкале Рихтера, последовал через 15 минут и вызвал обвалы практически всех зданий.

Мы вышли за оградку могилы и пошли вдоль рядов, беседуя и разглядывая памятники.

- Люди в те времена какие-то не такие были, - сказала я задумчиво. – Я бы так не смогла, и вообще, без компьютера, без инета, так странно…

- Иная эпоха, иные люди, - сказал Фитк. – Иные приоритеты.

- А моменты жизни ты выбираешь произвольно? – спросила я его.

- Что ярче зафиксировалось, то и показываю, - бросил он, и поддел кроссовкой валяющийся выцветший венок.

- А вот про этого ты что расскажешь, - остановилась я возле алюминиевого памятника с черно-белой фоткой, и взглянула на дату смерти.

- Тоже жил в восьмидесятых, - констатировал Фитк, и сдвинул бейсболку козырьком назад.

Мы вошли в оградку и расположились на металлических сидалищах возле такого же столика.

- Как неудобно сидеть на этом, - проворчала я.