У ног Иисуса

Как только скорбящая молодая женщина свернула на улицу, которая вела к римскому сектору, она услышала звон оружия и топот солдатских ног. В ужасе она увидела большую группу солдат, впереди которой шли священники. Они направлялись вверх по узкой, устланной булыжником улице. В середине, окруженный со всех сторон, будто опасный осужденный, шел Иисус. Процессия двигалась торопливо и решительно. Марии пришлось быстро встать в дверной проем, чтобы ее не сбили.

Когда в конце концов она поймала взгляд Иисуса, то едва Его узнала. Римский стражник вел Его по дороге, время от времени ударяя Его по плечам деревянной ручкой своего кнута. Они сплели венец из вьющегося, грубого тернового куста и плотно одели Ему на голову. Его избитое лицо было покрыто ужасной смесью крови и слюны. Борода была непривычно неровной и редкой, как будто бы кто–то выдергивал из нее пучки волос. Но, несмотря на все это, Его лицо совершенно не выражало злости.

Ее сердце болело за Учителя. Он был Самым нежным Человеком из всех, кого она знала. Невозможно высказать, как ее огорчило то, что Он так страдал. Мария почувствовала, что ей дурно. Слезы застилали глаза.

Когда процессия прошла, она обратилась к одному из зрителей, низенькому, круглому мужчине:

— Что с Ним случилось?

Его ответ звучал примерно так:

— Ну, я слышал, что Ирод хотел, чтобы Учитель сотворил какое–нибудь чудо. Царь, возможно, отпустил бы Его, но, поскольку Он ничего не ответил, Ирод приказал Его высечь. Солдаты выполнили приказ, развлекли своего господина, — лицо незнакомца помрачнело. — Эти римские стражники только и ждали момента, чтобы поиздеваться над Иудеем, и тут уж они постарались! Теперь скорее всего Ирод послал Его к Пилату.

Подойдя к воротам резиденции Пилата, Мария увидела, что там уже собрались сотни вновь пришедших людей. Они пытались пробиться ближе к внешнему помещению, где происходит суд. Некоторые находящиеся в услужении у священников сновали в толпе, предупреждая собравшихся: «Когда Пилат обратится к вам, просите отпустить Варавву!»

Мария встала на цыпочки, чтобы посмотреть, что происходит, но возрастающий поток людей, в основном мужчин, отталкивал ее хрупкую фигуру то назад, то вперед. Она пробиралась вперед, насколько это было возможно, пока не наткнулась на двойной ряд отборных римских воинов, которые выдвинутыми вперед копьями нервно пытались остановить перевозбужденную толпу.

В непосредственной близости от стражников стояли священники и начальники синедриона. Иудейский закон не позволял им подойти ближе, войти туда, где обитают язычники, дабы не оскверниться и не стать нечистыми. Им это было некстати, особенно в эту святую пасхальную неделю.

Мария подумала: «Какие лицемеры! Вот они готовы убить невинного Человека, своего Мессию, а все помыслы их заняты лишь тем, чтобы не наступить случайно на ступеньку, ведущую в жилище римлян». Она подумала о словах Иисуса: «Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!» (Мф. 23:24).

Мария повернулась к одной из немногих присутствующих женщин и спросила:

— Что происходит с Иисусом?

Едва взглянув на Марию, женщина ответила:

— Пилат вызвал Его к себе, чтобы допросить.

Мария снова посмотрела на эту женщину и поняла, что узнала ее. Женщина эта была одной из первых, кто возглавлял восклицающую процессию, которая сопровождала Иисуса на пути в Иерусалим.

Через некоторое время Пилат появился перед народом. Он выглядел озадаченным и обеспокоенным. Вместе с ним вышел израненный Иисус. Господа поставили между двумя колоннами, по обе стороны стояли воины. Марии вспомнилась история Самсона.

Пилат кивнул в сторону Иисуса:

— Я допросил Того, Кого вы называете Царем Иудейским, и не нашел в Нем никакой вины, — толпа загудела, прежде чем Пилат успел закончить свою мысль, — но поскольку это у вас святая неделя, как жест доброй воли, я поступлю в этот раз так же, как поступал раньше, и освобожу одного из вашего народа.

Тут же солдаты привели Варавву, самого бесславного иудейского преступника из всех, которых когда–либо задерживали римляне. Варавва был вором, убийцей и самопровозглашенным мессией.

Пилат поставил перед народом двух узников. Контраст не мог бы быть более ярким. Варавва был холодным, черствым преступником; Иисус, хотя и был измучен пыткой, все же сохранял отпечаток невинности и Божественного величия.

Мария не могла поверить своим ушам. Словно ревущие дикие звери, народ заорал:

— Отпусти Варавву!

Мария заметила, что внедрившиеся в толпу слуги священников подстегивали ее. Громче и громче разрастался крик:

— Варавву! Варавву! Отпусти нам Варавву! Освободи Варавву! Озадаченный столь неожиданным ответом, Пилат побледнел.

— Что же хотите, чтобы я сделал с Тем, Которого вы называете Царем Иудейским? (Мк. 15:12).

Первосвященники отвечали:

— Нету нас царя, кроме кесаря (Ин. 19:15). Толпа заревела в унисон:

— Распни Его!

Мария кричала изо всех сил:

— Освободите Иисуса!

Некоторые из собравшихся злобно взглянули на нее. Но ее слабый одинокий голос затерялся в шуме одержимой демонами толпы, требовавшей Его крови.

Они продолжали скандировать: