— Интересно, — прищурился Монт, привыкший подмечать и придавать значение самым маленьким и незначительным деталям. И пусть общение с эмпатом было ему в новинку, он успешно приспособился к такому способу допроса. — Создаётся впечатление, что вы, как минимум, привязались к этим тварюшкам.
Монт нарочно назвал репликантов уничижительным термином — его интересовала реакция Лорэй. Нэйв тоже уставился на них с неожиданно болезненным любопытством.
— Да, — не стала отрицать Эйнджела. — Мне их жаль. Несмотря на жестокость, они честней и лучше многих людей.
При этих словах Свитари невольно покосилась на стену, будто могла увидеть сквозь неё Батлера.
— И так же не вольны распоряжаться своими жизнями, — добавила Эйнджела.
Теперь безопасники ощутили жгучую горечь и злость.
— Только жаль? — недоверчиво хмыкнул Монт.
— Кто ещё может желать вам смерти? — подал голос Нэйв.
Несмотря на актуальность вопроса, истинной его причиной послужило острое нежелание Нэйва услышать правдивый ответ на вопрос коллеги. Почему-то лейтенанту не хотелось знать, что Эйнджелу и того репликанта с изуродованной мордой связывает что-то большее, чем обстоятельства. И ещё неприятно цепляла данная репликантам характеристика — Нэйва словно поставили на один уровень с Батлером и прочей мерзостью. Впрочем, может, это и справедливо, если учесть его недавнюю малодушную месть и этот допрос.
Но если Грэму и удалось сохранить свои чувства в тайне от Монта, то с эмпатом номер не прошёл. Чужое чувство сожаления усилилось, когда Эйнджела посмотрела прямо в глаза Нэйву.
То было самое странное извинение, которое лейтенант получал в жизни. И самое искреннее.
Грэм ошеломлённо моргнул, а потом едва заметно кивнул в ответ. Злость утихла, оставив лишь ощущение неправильности, несправедливости происходящего.
— Кроме корпоратов? — уточнила Эйнджела, вновь переведя взгляд на Монта. В карцере вновь будто похолодало. — Бывшие хозяева, если знают, что мы остались живы.
— А вот с этого момента подробнее, — хором потребовали контрразведчики.
Они подозревали, что, скорее всего, зуб на Лорэй заимел кто-то из их бывших клиентов. И обоим офицерам — в особенности Нэйву — хотелось узнать имя этого человека.
— И начните с момента вашей первой продажи отсюда, — обозначил временной отрезок Монт. — Выкладывайте всё от и до.
Холодивший спину страх дополнился ощутимым сопротивлением.
— Я гарантирую полную сохранность тайны, если это не касается безопасности Союза, — по-своему истолковал её состояние Карл. — В случае, если эта информация будет представлять интерес для контрразведки, гарантирую также безопасность. Не исключаю также включения вас в программу защиты свидетелей. Гарантировать не могу, но сделаю всё, что от меня зависит.
Нэйв молча кивнул, поддерживая товарища. Контрразведчики, начавшие привыкать к общению с эмпатом, ожидали вспышки радости, но получили лишь сожаление и жалость.
— Вас раздавят, — недобро предрекла Свитари. — Убьют или чего похуже. Вы и себя защитить не сможете.
— Убивалка не выросла, — зло фыркнул Грэм.
— Слова не мальчика, но мужа, — одобрительно кивнул Монт. — Так, красавицы, вы или принимаете предложение, или счастливо упархиваете к заботливому хозяину. Ну, если до вас к тому моменту всё же не доберутся репликанты. А они, как я заметил, парни упорные. Так что? Да? Нет?
— Если вам не жаль жену и дочерей — мы всё расскажем, — тихо сказала Эйнджела.
Её слова сопровождало болезненное ощущение где-то в груди, будто там прокручивали что-то острое. И если слова девушки не произвели на Монта ровно никакого впечатления, то от этого чувства он на миг напрягся.
— Нет, ну какие заботливые, а? — хмыкнул он, отбрасывая сомнения. — Прям идеальные жёны. Так, моя семья вас не касается. Давай, рассказывай.
Грэм, которого не отягощало беспокойство о семье, ухмыльнулся со свойственной молодости уверенностью в собственной неуязвимости. Он уже видел себя героем, преодолевшим все трудности и раскрывшим сложное и опасное дело.
— Как хотите… — тускло ответила эмпат.
Болезненность ушла, сменившись чем-то, что контрразведчики затруднялись описать. Наверное, как-то так чувствовали бы себя покойники, если бы они были способны что-то чувствовать. Некое душевное онемение, граничащее с полной бесчувственностью. Губы Свитари при этом скривились в неприятной гримасе, а взгляд Эйнджелы утратил живость, омертвел.
Эта перемена поразила Нэйва. Он даже украдкой ущипнул себя за бедро убеждаясь, что с его ощущениями всё в порядке.
Монт впечатлился куда меньше молодого коллеги. Его расстроило ставшее совершенно невыразительным эмпатическое «сопровождение», серьёзно уменьшавшее контроль за достоверностью информации.
— Когда нам исполнилось по тринадцать лет, Батлер закончил наше обучение и продал перекупщику. Тот доставил нас на космическую станцию…
— Секунду, — перебил Монт. — При каких обстоятельствах и в каком возрасте вы попали к… господину Батлеру?