У пана лесничего на шляпе кисточка

А по вечерам, особенно если спать не хотелось, воробьи отправлялись друг друга пугать. Встретятся иной раз двое или трое, перепархивая из гнезда в гнездо, столкнутся клювами и снова — в смех, а то и в драку.

— Ты чего на меня налетел? — ершится один.

— Я налетел? Это ты на меня налетел! — в ответ другой. — Вот задам тебе встрепку, тогда узнаешь! Чего лезешь, куда не надо!

— Да ведь и я умею встрепку давать! Вот и молчи! Закрой клюв!

И сразу драться.

Шебо, бывало, высунет голову из гнезда, поглядит-поглядит на них и скажет:

— Дурачье, только уж как следует поддавайте друг другу! А как уморитесь, скажу вам, кто из вас поглупей был.

А утихала драка, он улыбался и говорил:

— Так вы уже кончили? Как следует уморились? Оба вы одинаково глупые, но теперь хотя бы спать будете крепко.

И Шебо убирался в гнездо. С минуту еще из соседних гнезд доносились ссоры, крики, смех, ругань, но мало-помалу все затихало. Воробьи один за другим засыпали. Один Шебо никогда не мог уснуть с вечера, долго ерзал на месте, а то и голову высовывал из гнезда и до поздней ночи потихоньку беседовал сам с собой:

— Ночи стали холодные и ясные. Кто знает, какая будет зима и найдется ли, чего поклевать? Я уж состарился, устал всех развлекать. Скорей просто так, по привычке, строю из себя дурака. Кому-то надо это делать?! А уйду отсюда, кто тогда вместо меня станет выдумывать всякие небылицы? Кто рассмешит воробьев и научит их весело жить? Хочу или нет, а должен здесь до конца оставаться.

ЗИМОЙ

Мы уже говорили, что лето для воробья — лучшая пора, а зима… Да, зимой ему и впрямь свет не мил. Особенно если навалит много снегу, да к тому же заметут метели и покроют всю землю высокими сугробами, засыплют снегом дороги, избы и дворы, надуют снегу в двери и окна. Сколько воробьев попадает тогда в беду неминучую! И никуда от нее не уйти, не спрятаться. Как быть, что придумать? Куда сунуться? Где укрыться? Куда пойти душу согреть? Где найти или у кого попросить пропитания?

Кому и посчастливится: одному воробью достанется гнездо от ласточек, и уж по осени он в нем обживается, другой найдет какой-нибудь теплый закуток в сене или где за трубой. Ну а иному то и дело кочевать приходится: что ни ночь — он в другом месте, нигде нет ему покоя.

Однако большинство воробьев и тогда не теряют присутствия духа. Бывает, поворчат на холод и на голод, а кто и пожалуется, что подхватил насморк, но чтоб отчаиваться, ей-ей, ни один воробей не отчаивается, а скорей ждет-пождет, где бы можно было что утащить.

Если дело происходит на деревенском подворье, воробей поутру, чуть свет, пристроится к курам и скажет:

— Ну как? Вы уже завтракали? Что-то ваш хозяин плохо о вас заботится.

Где не бедуют куры, там и воробей беды не ведает. Но не на всяком дворе живут куры. А на городских дворах и вовсе мы бы кур понапрасну высматривали. Но воробей любит жить и в городе, и подчас он там совсем не бедствует, особенно если водит дружбу с голубями, ведь возле голубей воробью всегда есть чем поживиться. Что-нибудь и в мусорном ящике сыщется, а уж как интересны бывают городские балконы! Не все, конечно, не все! Некоторые люди ужасные скряги! Как часто воробей про таких людей думает, что они и понятия не имеют, для чего существуют балконы.

Но ловкий воробей мастер на всякие фокусы. Подлетит к окну, постучит клювом и был таков! А потом опять все сначала, и так до тех пор, пока человек не сообразит, в чем дело, или хотя бы не раздосадуется. И в самом деле, иной человек только тогда воробью что-либо кинет, когда тот начинает на нервах у него играть. А воробей знает это и нередко этим пользуется.

А то сядет иной раз на ветку, качается и чирикает, чирикает, хотя бывает, ему и чирикать-то не хочется, но он нарочно изображает веселье, даже еще гримасы строит: таким путем хочет человека растрогать.

А иногда даже заискивает перед ним:

— Ну как, мы выспались, выспались?

Иногда пробует заговорить с человеком, как старый знакомец:

— Ну, как жизнь? Все трудимся, да?

Потом вглядывается в человека, вглядывается и, если видит, что доброе, дружеское слово на него не действует, насупится и скажет напрямик:

— Дай чего-нибудь!

Но иной человек нарочно глуховатым прикидывается. Воробей не на шутку разозлится на него, пробурчит что-нибудь ядовитое и — порх! Только его и видели.

Долго потом не появляется, но рано или поздно он опять прилетает, снова садится на ветку, снова весело качается и весело распевает:

Зря, воробушек, ты просишь:
Дайте ржицы, дайте проса.
Этот даст, а тот не даст,
Эх беда, беда у нас!

Накрошите хлебных крошек,

Сала дайте мне, кто может.
Этот жадный, он не даст,
Эх беда, беда у нас!

Не даете, ну и пусть!

Я на ветке перебьюсь.
Даст мне сала или ржицы
Душечка моя синица.

Трара-ра-ра, трара-ра!