У печи

В эту ночь работа шла медленнее и утомляла больше обычного. Проходили часы, а руки рабочих, вялые и расслабленные после праздника, успевали сделать немного – казалось, что тесто им сопротивляется.

Жара усиливалась; какое-то чувство раздражения овладевало пекарями. Тоно, бесившийся больше всех, так и сыпал проклятиями. Пусть станет отравой весь хлеб этой ночи! Мыкаешься, как собака, в такой час, когда все люди спят, и все для того, чтобы на следующий день проглотить несколько кусочков этого поганого теста! Нечего сказать – ремесло!

Менут продолжал сосредоточенно работать. Это злило Тоно еще больше, и он опять и опять приставал к нему, всякий раз принимаясь заново обсуждать прелести его невесты.

Свадьба скоро. Что ж, для друзей это неплохо. Ведь он святоша, тихоня, разиня, ничтожество, и у него даже усики еще не растут… но зато есть приятели, не правда ли?.. Хорошие ребята, например он, Тоно; уж они-то окажут ему услугу, помогут…

Не докончив фразы, он многозначительно подмигивал косым глазом, вызывая взрывы грубого хохота у всех своих приятелей. Однако это веселье продолжалось недолго. Менут выругался, и в то же мгновение огромный тяжелый шар пронесся со свистом, словно снаряд, над столом и облепил голову Тоно; тот покачнулся и, ухватившись за край стола, весь скрючился, подогнув колено.

Менут, в нервном припадке, придавшем ему силу, – слабая, узкая грудь его тяжело дышала, руки дрожали, – бросил своему врагу в лицо огромный кусок теста. Тоно, оглушенный ударом, не мог освободиться от этой клейкой, удушающей маски.

Товарищи бросились ему на помощь. Удар разбил ему лицо, и струйка крови окрашивала белое тесто. Но Тоно не обращал на это внимания, он извивался как бешеный в руках товарищей и кричал, чтобы его выпустили. Только этого не хватало! Все хорошо видели, что этот проклятый задира не собирался сразу же броситься на Менута, а порывался добраться до угла, где висело его платье, конечно для того, чтобы схватить там свой знаменитый складной нож, хорошо известный во всех окрестных кабачках.

У пекаря, работавшего возле печи, сгорела даже порция хлеба в то время, как он помогал удерживать Тоно. Зато никто и не думал укрощать обидчика – все были уверены, что несчастный Менут больше уже ничего себе не позволит.

Пришел хозяин пекарни. Ну и слух у этого человека. Его разбудили крики и топот ног, и вот он появился здесь, полураздетый.

Все снова принялись за работу, и кровь Тоно исчезла в массе замешиваемого теста.

Пострадавший, казалось, был настроен благодушно, но от этой кротости у всех мороз подирал по коже. Ничего особенного не произошло, пошутили – и только, каждый день такое случается. Ребячество – взрослые должны прощать такие шутки. Бывает… между приятелями.

И Тоно продолжал работать, но теперь с большим рвением; он не подымал головы, стараясь закончить работу как можно скорее.

Менут внимательно поглядывал на всех и как-то вызывающе пожал несколько раз плечами, словно, преодолев однажды свою робость, он уже не мог оставаться таким, как прежде.

Тоно оделся первым и вышел. Хозяин провожал его до самой двери добрыми советами, за которые тот его благодарил, кивая головой.

Когда через полчаса вышел Менут, товарищи пошли его провожать. Они предлагали ему всякую помощь – они берутся сами восстановить к вечеру мир и согласие, но пока что он должен тихонько сидеть дома и не выходить никуда, чтобы избежать неприятной встречи.

Город просыпался. Солнце золотило крыши домов; ночные сторожа, дождавшись смены, отправлялись на покой; на улицах видны были лишь крестьянки, направлявшиеся на рынок с корзинами овощей.

Пекари расстались с Менутом у двери его дома. Он посмотрел им вслед и, всунув ключ в замочную скважину, постоял еще немного, словно наслаждаясь тем, что остался наконец один, без всякой защиты. Теперь он убедился, что он настоящий мужчина, перестал мучительно сомневаться в себе; и Менут улыбнулся довольной улыбкой, вспоминая, как этот силач упал на колени, обливаясь кровью. Негодяй! Негодяй! Так нагло говорить о его невесте! Нет, он вовсе не хотел с ним мириться!

Он уже повернул ключ в замке, когда вдруг услышал, что его зовут:

– Менут! Менут!

Это был Тоно, вышедший из-за угла. Тем лучше – Менут его ждал. И, охваченный невольной дрожью, он все же испытывал своего рода удовлетворение. Неприятно было думать, что ему собираются простить его нападение, словно он был не способен ответить за свои поступки.

Заметив вызывающее поведение Тоно, он насторожился, словно нахохлившийся петух; однако оба сдержали себя, заметив, что привлекают внимание проходивших мимо каменщиков, направлявшихся на стройку с мешками за плечом.

Они разговаривали шепотом, спокойно, как два приятеля, но отрывисто, словно выплевывая слова. Тоно собирался быстро покончить дело – надо было только перекинуться парой слов в уединенном местечке. И как человек великодушный, не способный скрыть от собеседника истинное значение этого свидания, он спросил юношу:

– Нож с собой?