У пещер «Богом зданных». Псково-Печерские подвижники благочестия XX века

Иеросхимонаху Симеону восемьдесят четыре года. Он, по словам его, из «низовых» людей, как, впрочем, и преимущественное большинство иноков, – в миру был столяром-краснодеревцем. Еще и сейчас в маленьких сенцах перед его кельей стоит верстак, и полка над ним полна резцов, долот, стамесок, лекал и точных маленьких фуганков, и в часы, свободные от молитвы, он всегда что-то выпиливает, выдалбливает, вырезывает, подгоняет, сколачивает, склеивает, а тридцать шесть тяжелых каменных, украшенных орнаментом тумб, держащих цепи, которыми опоясаны монастырские колодцы и цветники, – тоже труд его прилежных и неутомимых рук.

Провидцем слывет у верующих людей края отец Симеон: многие его советы в делах – и общественных, и личных, сложных – сбываются подчас в полной точности.

– Да совсем я не прозорливец, – с легким смущением, с мягкой досадой в голосе говорит он. Великий дар прозрения дает Господь избранникам Его, а тут просто долголетие мое помогает, – зашел в дом раньше других, вот и порядки его лучше знаю. Приходят ко мне люди с горестями своими и сомнениями, а взволнованный человек подобен ребенку, он весь на ладони. Случилось с человеком несчастье, вот он и точность душевных очей теряет, впадает либо в уныние и робость, либо в дерзость и ожесточение. А я и мирской круг хорошо знаю, и жизнь прожил долгую, и сам Господней силой огражден от бед и соблазнов, и как же мне в меру малых сил моих не поддержать брата моего, спутника на земной дороге, когда он притомился раньше, чем я…

Улыбка ложится на иссеченное морщинами лицо, из-под густых, сильно выступающих вперед бровей живо вспыхивают светлые глаза.

– Всяческой малостью, суетой, неведением, слепотою люди омрачают чудо, – поворачивается он к собеседнику. Дивный дар Господень – человеческая жизнь! Не купишь ее, не заработаешь, – на, человек, прими награду бесценную!.. Радость, радость, великая радость, – неторопливо протягивает он руку к горящим в закатном солнце золотым рипидам перед куполами собора, к вековым липам наверху, ко всему безмятежью, которым дышит этот тихий час уходящего дня[12].

Наши телесные недуги чаще всего являются следствием греховности души, и лечение больных страдальцев – особенно одержимых бесами – требовало от старца постоянной внутренней собранности и твердости духа. В обретении же этих истинно пастырских качеств ему способствовали: непрестанная молитва, полное доверие к Промыслу Божию о каждом человеке, знание человеческой психологии (из опыта жизни) и обостренность «внутреннего» зрения – прозорливость, которую отец Симеон, по свойственному ему смирению, предпочитал утаивать.

Из «Записок духовной дочери отца Симеона (рабы Божией Антонины, жительницы Печор, 65 лет), стоявшей на краю гибели и возрожденной старцем к новой жизни» [13]

1954 год. Я так устала от того состояния, в котором находилась: сердцем я протестовала, а отказаться не было сил. Каждый день я говорила себе: этот будет последний… И так тянулось время. И вот пришел конец: я решила 8 ноября окончить жизнь самоубийством.

План намечен: ночь с 7 на 8 ноября провести без сна. Восьмого, в 4 часа дня, старушка, которая жила у меня, должна уйти к родственникам в гости; я же открою газ и просто лягу спать. День настал – у меня исключительно покойно на душе. Старушка отправилась в гости не в 4 часа, а в 7 часов вечера. Я закрыла входную дверь и вот, вместо того чтобы пойти на кухню и открыть газ, иду к себе в комнату, достаю образ Спасителя, который хранился у меня в комоде, оставленный нищей, похороненной мной в 1939 году. До сих пор не понимаю, как все произошло! Я приставила образ к подушке на кровати, сама опустилась на колени и начала разговаривать с ним, как с живым! Говорила много, все, что у меня наболело, от чего я так устала, и я впервые так плакала. Сколько это продолжалось, я не могу сказать, и что было со мной – тоже не знаю, но только, когда открыла глаза, первое, что почувствовала – страшную боль в ногах. Я все еще стояла на коленях; поднялась, посмотрела на часы – было 8 часов утра. Умылась и пошла на работу, но я уже была другая, хотя что со мной – не понимала.

Придя на работу, я сразу же позвонила своей приятельнице Вере Б. Я знала, что на большие церковные праздники она куда-то уезжала – в какое-то святое место, но куда и зачем – меня тогда не интересовало. Звоню ей и говорю: «Ты должна отвезти меня в монастырь». Отвечает: «Откуда ты взяла, что я могу выполнить твою просьбу? Это первое, а второе – о таких вещах по телефону не говорят». Как пробыла я этот день на работе, не знаю. В 5 часов я была уже на работе у Веры. Такое мое поведение удивило ее. Я же о своем состоянии ей ни слова не сказала, одно только просила, чтобы она поехала со мной. И, наконец, получила согласие. <…>