У Пяти ручьев

И неизвестно откуда взявшееся, какое-то существо комком перьев налетело на Гришука, на деда, на Тошку.

Это был Крак. С опаленными крыльями, весь взъерошенный, точно с похмелья, с оплешивевшей, вылинявшей головой, но живой и точно взбесившийся, он кидался от одного к другому, клевался, щипался, дыбил перья.

Ребята кинулись угощать уцелевшего от пожара разбойника, кто чем мог. Он все жадно забирал в рот, но сейчас же складывал около себя, накрывая лапой, хохлился и начинал свое торжественно-радостное:

– Кар-р! Кар-р!

От радости он не мог даже есть.

Ребята ликовали.

– Добрая примета! – радовался дед. – Другие бы так же вернулись!

В этот вечер, впервые за последние дни, все уснули с сознанием какой-то большой неожиданной радости.

X. Тайна вогульских лесов

Проникнуть к Кликун-Камню с берега, на первый взгляд, было невозможно не только конному, но и пешему. Даже в этой дикой местности это была какая-то особо глухая, первобытная чаща. Пожар по непонятной причине обошел ее.

Сюда, казалось, никогда не ступала нога человеческая.

Стеной стояла перед ребятами дремучая и мрачная еловая заросль. Ветви старых деревьев плотно переплелись между собою, и не было возможности проникнуть за эту стену. Ни одной тропочки, какие делают дикие лесные звери, которая вела бы внутрь чащи...

Какие тайны скрыты за этой стеной? Что там? Что заставляет Крака с неистовым торжествующим криком носиться взад и вперед? Так бывало, когда он находил в лесу кости.

Пещера древних людей? Берлога медведя? Или трупы несчастных Яна и Пимки?.. Но фантазия в ужасе пятилась от такого предположения. Нет! Если они не спаслись, их кости сгорели бы в этом ужасном пожарище. И Крак вел бы себя иначе. Но, во всяком случае, прежде чем уходить, надо было заглянуть туда.

Кругом все было завалено древним буреломником. Ребятам пришлось стать на четвереньки. Они поползли по земле под навесом елей. Низкие еловые ветви, лохматые и поросшие мхом, загораживали им дорогу. За ними преградили путь огромные вывороты. Гигантские деревья, вывороченные бурей вместе с корнями, походили на лесных чудовищ, залегших в чаще сторожить вход в эти заповедные дебри.

Воображение невольно разыгрывалось. Казалось, это вход в какое-то древнее таинственное святилище, куда запрещен доступ человеку.

Что было там – неизвестно. Но вход сюда, правда, был запрещен.

Раздался отчаянный крик Федьки. Несчастный напоролся на тайный самострел. Он с маху, как полз, глубоко наколол плечо на стрелу. К счастью, древний самострел полусгнил и не действовал. Федька, собственно, сам ранил себя и больше вскрикнул от испуга, чем от боли.

Ребята перевязали его и осмотрели когда-то страшное орудие.

Это был старый лук с полусгнившей тетивой и с такими же стрелами. Когда-то эта спрятавшаяся смерть стояла на дорожке и грозила поразить всякого, кто шел здесь. Но теперь самая дорожка давно заросла, лук пришел в негодность. С возросшим интересом и удвоенной осторожностью, предварительно обшаривая каждую ветку и пядь земли, стали ребята подвигаться дальше.

Находка этого страшного сторожа, истлевшего на своем посту, как-то странно оживила деда, и он не отставал теперь от ребят.

Кругом в девственной чаще царила гробовая таинственная тишина. Изредка только раздавался легкий треск. Вероятно, трещало сухое дерево, перестоявшее на корню. Иногда долетал какой-то тихий шум. Это шатались вершины елей, пихт и кедров от набегавшего с реки ветра.

Наконец, крики Крака послышались где-то совсем близко. Разгадка приближалась.

Еще несколько сажен...

Ребята так и замерли от неожиданности...

К тыльной части Кликун-Камня примыкала скрытая со стороны реки небольшая гора с древней лиственницей и кедрами. Проход на нее вдруг сразу стал свободным до самой макушки, где виднелись какие-то странные предметы, точно из земли росли оленьи рога, и слышались крики Крака.

Крепко сжав ружья, ребята стали подниматься.

На горе перед лиственницей были разостланы, точно для сушки, ряды полуистлевших оленьих шкур, снятых с головами и ногами. Крак теребил их, садился на отростки рогов и кричал. Они были положены сюда давным-давно, многие совсем уже истлели и поросли травой.

Головы оленей были обращены на север. Кругом валялись еще груды костей оленьих, лошадиных и еще чьих-то, более мелких. Черепа были развешаны кругом на деревьях.

– Что за оленье побоище? – спросил Андрей, недоумевая.

Кругом по ветвям еще сохранились осевшие хлопья гнилой белой шерсти.

– Олени все белые! – воскликнул удивленно Тошка, глядя на деда.

– Да, – сказал дед. – А белых оленей теперь на Урале уж не водится.

Он посмотрел внимательно кругом. Потом, вместо ответа, молча показал пальцем на стоявшую в десяти шагах перед ними старую лиственницу.

Ребята взглянули. Из сумрака ветвей древней лиственницы на них с двухсаженной высоты глядела страшная рожа огромного идола, вделанного в ствол.

Крак вздыбил на идола перья, зашипел и перелетел на соседний кедр.

Дед плевался и не хотел глядеть на вогульского шайтана. Он стал к нему спиной, казалось, даже его боялся.