У Пяти углов

Машину пришлось поставить в конец длинной колонны таких же приехавших на пересменку троллейбусов и до ворот парка дойти пешком метров двести. Моцион. Пойти быстрей — можно и запыхаться при комплекции Николая Акимыча. Напарник Коля Винокур уже слонялся около диспетчерской. Передают они машину от Николая к Николаю, потому и самый их троллейбус 1515 кто-то прозвал Николай Николаичем. Ну чего ж, оба они машину берегут; наверное, Николай Акимыч бережет тщательнее, как и положено по возрасту и опыту, но и на Колю жаловаться грех, он не такой, как некоторые нынешние (опять некоторые, как и те, для которых работа — неизбежная тягость; л'юбит это слово Николай Акимыч, удобно оно тем, что позволяет хотя и признать существование зла, но как бы свести зло к редкой неопасной аномалии: некоторые плохо работают, некоторые пьянствуют и хулиганят, некоторые… — и непонятно, сколько же их — некоторых?]) — и поскольку они с Колей, который не такой, как некоторые, берегут и холят свой старый троллейбус, то можно и называть его иногда по-человечески — ведь душа в него вложена. Поскрипит еще Николай Николаич]

Около диспетчерши Нинки табуном столпились молодые водители — и которые отъездили, и которым на смену, — столпились и мешали работать, а она и рада, тоже кобыла еще та! Николай Акимыч, дожидаясь своей очереди, тихо растолковывал Коле, что Николай Николаич в полном порядке, и в контроллере, где вчера чуть заискрило, больше не искрит, и задняя дверь, которую два дня назад пассажиры чуть не вырвали в очередной раз, открывается-закрывается нормально. Коля покорно слушал. Ему, наверное, тоже хотелось пожеребиться вокруг Нинки, но он не решался при Николае Акимыче; а Николай Акимыч прекрасно это видел и получал полное удовольствие оттого, что облагораживающе воздействуют на Колю. А между прочим, гарцевал тут же вокруг Нинки и размахивал гривой — настоящей гривой, без всяких поэтических гипербол и метафор — Макар Хромаев, местный их парковский поэт, который сам-то про себя воображает, что никакой он не местный, а в скором будущем знаменитость общесоюзного значения; Николаю Акимычу стихи его совсем не нравятся, потому что никакой в них величавости и стройности, на которой воспитан собственный поэтический вкус Николая Акимыча, и очень удивительно, что стихи этого гривастого Макара понравились Филиппу и некоторым его музыкальным знакомым… Да, Макар Хромаев гарцевал вокруг Нинки наравне со всеми, забыв воображать и возвышаться над всеми, как он обычно старается в качестве будущей знаменитости. Ну что ж, очень жаль, что некому воздействовать облагораживающе на Макара Хромаева, подобно тому как Николай Акимыч воздействует на Колю Винокура. Николай Акимыч попробовал было воздействовать и на Макара, отчасти с этой целью и стихи его взял показать Филиппу, чтобы через интерес к стихам подобрать индивидуальный ключик к душе Макара, но ключик не подошел, Макар не допустил воздействия на себя и стал относиться к Николаю Акимычу с настороженностью.

Наконец до Николая Акимыча дошла очередь, Нинка отметила его прибытие строго по графику и сказала совсем другим голосом, чем только что говорила с теми, которые жеребятились около нее и мешали работать:

— Вас, товарищ Варламов, просил к себе Петр Сергеич.

Будто забыла его имя-отчество.

Фраза прозвучала гулко, и все посмотрели на Николая Акимыча: зачем его вызывает директор парка? Ясно зачем: посоветоваться как со старейшим водителем о перспективах дальнейшего улучшения обслуживания пассажиров — или эксплуатации подвижного состава. Некоторые даже посмотрели на Николая Акимыча с сочувствием, а другие со злорадством, потому что завидуют его безаварийности, его грамотам ко всем праздникам и бессменному законному месту на доске Почета, — сами-то привыкли, что к директору их зовут только для выговоров и разносов, вот и не понимают, что бывают другие вызовы. Николай Акимыч знал твердо, что никаких даже мелких упущений по работе за ним нет, потому проигнорировал и сочувственные, и злорадные взгляды, а на тревожное Колино:

— Чего это он тебя, а, Акимыч? — ответил немного заносчиво:

— Это вы директора бойтесь, а мне чего? Парк на мне стоит, а не на директоре.

— Так вызывает же, Акимыч.

— Ну и что? С кем же ему говорить, если не со мной? С кем советоваться?