У подножия Мтацминды

Варвара Вахтанговна, дорогая, прежде всего успокойтесь, вы все это принимаете слишком близко к сердцу.

— Но ведь Гоги у меня один! Это мой единственный сын, не могу же я…

— Рано или поздно, но все сыновья женятся.

— Рано или поздно, но не чересчур рано.

Чувствуя, что Варвару Вахтанговну невозможно переубедить, Смагин решил подойти к вопросу с другой стороны.

— А как Мзия? — спросил он. — Без ума от него.

— Ольга Соломоновна этому сочувствует? Варвара Вахтанговна глубоко вздохнула:

— Вот этого я не знаю.

После небольшой паузы она добавила:

— Я считаю неудобным говорить с ней на эту тему… раз она хранит полное молчание.

— Знаете что, — неожиданно для самого себя предложил Смагин, — я поговорю…

Он хотел сказать «с Мзией», но удержался, подумав, что это может еще больше ее огорчить.

— С Ольгой Соломоновной? Смагин улыбнулся.

— Все равно с кем, лишь бы все выяснить. В комнату вбежал Гоги.

— Вот вы чем занимаетесь, чаек попиваете… Мама! Мы хотим похитить у тебя Александра Александровича и показать ему мост и крепость.

— Ах, Гоги, Александр Александрович видел столько мостов и крепостей!..

— Но такого моста и такой крепости он еще ни разу нигде не видел!

— Ну хорошо, — сдалась Варвара Вахтанговна, — только скорей возвращайтесь. Александр Александрович устал с дороги и, может быть, хочет отдохнуть.

— Нет, Варвара Вахтанговна, я с удовольствием пройдусь.

Гоги взял под руку Смагина, потом вдруг кинулся обратно, громко чмокнул Варвару Вахтангов ну в щеку и выбежал из комнаты, как школьник.

* * *

Мзия ждала их на веранде.

— Александр Александрович! Гоги не терпится показать вам наши достопримечательности.

— Не слушайте Мзию! Это ей не терпится. Она такая патриотка своих мест и считает, что лучше Гурии нет ничего на свете.

— А разве вы мне не говорили то же самое несколько дней тому назад?

— Я говорил это, чтобы доставить вам удовольствие!

— Вот и выдали себя! Теперь я не буду больше верить вам ни в чем!

— Если так будет продолжаться, — засмеялся Смагин, — то я увижу ваши достопримечательности при лунном свете… Может быть, это и более поэтично, но мне хотелось бы раньше увидеть их при свете дня.

На веранде появилась Ольга Соломоновна.

— Вы меня простите, — обратилась она к Смагину, — но мне на часок нужна будет Мзия.

— Мама! А я хотела…

— Знаю, знаю, показать крепость и мост. Но это сделает Гоги, а завтра с утра я предоставлю тебе полную свободу, и ты сможешь…

— Показать еще раз крепость и мост, — докончил за нее Гоги.

— Александр Александрович, — засмеялась Мзия, — будьте свидетелем, как меня здесь притесняют. Но зато завтра я буду освобождена от крепостной зависимости, и тогда…

— Завтра я предоставлю вам на целый день Александра Александровича, —лукаво улыбаясь, сказал Гоги.

Едва они вышли за калитку, как Гоги прошептал Смагину:

— Может быть, это и лучше, что Мзия не пошла с нами. Мне надо вам что–то сказать.

Смагин с облегчением вздохнул. Он сразу догадался, о чем будет говорить Гоги.

— Я считаю вас лучшим другом нашей семьи, — взволнованно продолжал Гоги, — и не хочу от вас скрывать: я полюбил Мзию. Это случилось так неожиданно…

— Как всякая любовь, — улыбнулся Смагин.

— Не знаю, как это случается у других, и, признаться, меня это меньше всего интересует. Я знаю одно, что я люблю и… знаю, что Мзия меня любит тоже.

Выпалив все это быстро и решительно, Гоги даже вздохнул. Было видно, что, несмотря на большое расположение к Смагину, ему было трудно решиться на разговор.

Смагин молчал.

— Может быть, я бы вам всего этого и не говорил: зачем говорить, когда и так все понятно? Но есть одно обстоятельство, для меня очень тяжелое. Вы знаете, как я люблю маму. Я неотесан, порою бываю груб, но люблю ее нежно и свято. И вот мама… против моей женитьбы. Если это будет так продолжаться, то мое выздоровление пойдет насмарку. У меня голова кружится, я не знаю, что мне делать. Вот если бы вы…

— Поговорил с Варварой Вахтанговной? — мягко докончил Смагин.

— Да, дорогой Александр Александрович! Если бы вы согласились. Мама, это для вас не секрет, любит вас… ну почти как меня, может быть, чуть–чуть меньше, и то только потому, что я ее единственный сын.

— Гоги, мне не трудно исполнить твою просьбу. Я поговорю с Варварой Вахтанговной, но для этого я должен знать, согласна ли Мзия.

— Но она же меня любит?

— Любить одно, а согласиться выйти замуж — другое.

— Она согласна, конечно, согласна.

— А Ольга Соломоновна?

— Она… она тоже согласна, но хочет, чтобы свадьба была отложена на год.

— Варвара Вахтанговна об этом знает?

— Нет. Я сам об этом узнал только сегодня, перед поездкой в Самтреди.

— Так почему же ты думаешь, что мама и теперь будет против, когда Ольга Соломоновна…

— Да маме все равно, согласна или нет Ольга Соломоновна, — перебил его Гоги. — Она сама не согласна — и баста!

— Что же она говорит?

— То, что говорят все матери. Что еще рано, что я еще ребенок и всякую подобную чепуху!

— Гоги!

— Не буду, не буду! Сам знаю, что про мать так нельзя говорить, но ведь чепуха, сказанная даже самым любимым человеком, не перестает быть чепухой!