У покрова в Лёвшине

Приветливое выражение лица генерала и приветливый тон его речи так ободрили Карла Ивановича, что его сразу покинула обычная застенчивость, и он ясно и обстоятельно, без недомолвок и почти без повторений, рассказал все, что происходило между Варварой Матвеевной, Верой, Глаголевым и Парашей в тот день, когда Вера покинула дом своей тетки, и все, что затем относилось собственно до дела Параши. Карл Иванович объяснил особые свойства отношений Веры к нему и к его жене и в заключение упомянул о безуспешности двойной попытки отца Антония и доктора Печорина привести дело Параши к желаемому концу.

Генерал внимательно слушал, не прерывая Карла Ивановича, потом сказал:

– Дело стало мне совершенно ясным после того, что вами дополнено к слышанному уже мною от Гренадерова и Печорина. Только одного вы, кажется, недоговариваете. Почему вы так опасаетесь оглашения имени девицы Снегиной? Вы два или три раза возвращались к выражению этих опасений. Понимаю, что всякий вызов к судебному делу и всякий допрос должен быть не только неприятен, но и тягостен для молодой и благоприличной девушки. Понимаю в особенности, что ее необходимо оградить от встречи или даже очной ставки с таким гнусным господином, каков Глаголев. Но почему сказали вы, что вся будущность Снегиной от этого может зависеть? Она никому не известна, по всей вероятности, за пределами весьма тесного круга знакомых, и оглашение ее имени, хотя бы и в газетах, прошло бы совершенно незамеченным вне этого круга, где ее знают и где оно потому ей повредить не может.

– На то есть особые причины, – сказал нерешительно Крафт.

– Какие?

– Я несколько затруднялся, без прямой необходимости, упоминать об этих причинах. Молодой человек, которого общественное положение выше положения Снегиной, полюбил ее, и она его любит. Отец молодого человека знает об этом, но еще не выразил своего согласия. Я опасаюсь впечатления, которое на него могло быть произведено таким делом…

– Могу ли узнать – кто они?

Крафт смешался и несколько мгновений не отвечал.

– Впрочем, – продолжал генерал, – если вы не считаете себя вправе назвать их, не называйте. Скажите только: знаю ли я их?

– Конечно – знаете обоих, – сказал Карл Иванович.

– Что же делает молодой человек? – спросил генерал, сморщив брови.

– Он еще ничего не знает. Ни его, ни отца здесь нет. Они за границей, но скоро должны быть.

– А! Это другое дело. Тогда я вступлюсь за Снегину. Думаю, что нетрудно будет положить конец всем проделкам г-жи Сухоруковой и ее пособников. Я сейчас должен ехать к генерал-губернатору, но на пути заеду к отцу Глаголеву.

Генерал встал и, протянув руку Карлу Ивановичу, продолжал:

– Благодарю вас, господин Крафт, за сообщенные мне сведения. Вы добрый человек. Я уважаю добрых людей и думаю, что их умею ценить. Будьте у меня сегодня же в три часа. До свидания.

Тотчас после ухода доктора Печорина отец Поликарп получил записку от г-жи Сухоруковой и послал за сыном, который жил отдельно от него в другой части города. Но Борис Поликарпович не приезжал, а торопливо посланный за ним причетник не возвращался. Нетерпение и досада начинали овладевать отцом Поликарпом, когда ему пришли сказать о приезде генерала. В первую минуту имя генерала, видимо, смутило отца Поликарпа; но он быстро оправился, сообразив, что если генерал сам приехал, а не избрал другого способа для сношения или свидания с ним, то в этом заключался более или менее благоприятный признак. «И он будет просить о том, о чем просил Печорин, – думалось отцу Поликарпу, – но я и ему могу дать тот же ответ: пусть упросят Варвару Матвеевну».

С этими мыслями отец Поликарп встретил генерала у дверей своей гостиной и протянул готовую для благословения или для привычного мирянам рукопожатия руку, ожидая соответственного движения со стороны генерала. Но генерал держал каску в правой руке и потому не мог подать этой руки ни под благословение, ни для рукопожатия. Он ограничился словесным приветствием, прошел в гостиную, сел и, прямо обратившись к цели своего посещения, сказал, что ему во всех частях известно дело горничной г-жи Сухоруковой, что он считает это дело дерзкой попыткой воспользоваться судебными формами в видах личной мести, для оскорбления молодой девушки, заслуживающей полного уважения, и что, зная влияние отца благочинного на г-жу Сухорукову, он приглашает его употребить это влияние на тот конец, чтобы дело было ею немедленно прекращено. Отец Поликарп стал отрицать приписываемое ему влияние, уверять генерала в неточности и неполноте дошедших до него сведений и, наконец, обвинять Крафта и его жену в зловредном влиянии на Веру Снегину и даже в старании ее отклонять от соблюдения обрядов православной церкви.

– Чтобы во всем этом убедиться, – сказал отец Поликарп, – вашему превосходительству стоит только спросить г-жу Сухорукову.