У порога

— Отчего же тебя не устраивают похороны здесь — в нашем времени? — не удержался, чтобы не спросить Валерий Васильевич. — Похороны будут — пальчики оближешь. Потомки никогда не забудут всё, что ты для них сделала.

— Нет, — опять упрямо тряхнула она головой. — Не хочу здесь. Слишком много впитала горя эта земля за века. Не хочу лежать в горькой земле.

Их печальный диалог прервало появление дежурного офицера с КНП.

— Товарищ, Верховный, разрешите обратиться? — козырнул он диктатору.

— Да не козыряйте, майор, я в штатском, — поморщился Афанасьев и тут же добавил. — Обращайтесь.

— Мишени заняли свое положение, установка готова к проведению эксперимента, системы телеметрии, и фиксации приведены в состояние готовности. Можно начинать, — четко доложил офицер и замер в ожидании дальнейших указаний.

По условиям испытаний, в качестве мишеней было решено использовать двадцать единиц бронетехники устаревших образцов, уже снятых с вооружения. Причем, по настоянию членов приемной комиссии, для усложнения поставленной задачи десять единиц её были оставленными с работающими двигателями, а остальные десять — с неработающими.

— Ну, что, Валентина Игнатьевна (при посторонних он не позволял себе фамильярничать), вы тут хозяйка, потому вам и командовать. Давайте отмашку.

Та немного засмущалась то ли от непривычки отдавать распоряжения военным, то ли от того, что не знала, куда девать окурок сигареты, который машинально продолжала держать в пальцах. Не придумав ничего лучшего, она сунула его в карман своей курточки, которую специально одела, чтобы уберечься от пронизывающего ветра. Наконец, справившись с волнением, которое все же в последний момент накатило на неё, она сглотнула ком, подступивший к горлу, и просипела задушенным голосом:

— Начинайте.

Офицер кивнул, но с места не сдвинулся. На вопросительный взгляд Валерия Васильевича пробормотал, заливаясь краской:

— По правилам техники безопасности…, — начал он, как бы оправдываясь за то, что медлит с выполнением приказа.

Но Афанасьев перебил его:

— Знаем-знаем, голубчик. Все мы в курсе правил техники безопасности, но ты всё же ступай, а нам и отсюда всё будет хорошо видно, — напутствовал он дежурного офицера, попутно беря пожилую даму любезно под локоток.

Тот нерешительно пожал плечами, неловко козырнул ещё раз и, развернувшись, скорым шагом потопал в направлении убежища.

— Может, все-таки пойдём и мы? — шепнул Верховный своей спутнице на ушко. — Там и экраны есть. В прямом эфире покажут все попадания.

— Иди, если хочешь, — также тихо прошептала она ему в ответ, — а я тут постою. Данные видеофиксации потом просмотрю и проанализирую без сутолоки.

— Ладно-ладно, постоим и тут, — вздохнул он и только крепче стал удерживать её руку.

Примерно с минуту ничего не происходило, а затем протяжно и тревожно завыл ревун, предупреждающий о потенциальной опасности нахождения на поверхности. Ревун вскоре замолк, и полигоном опять овладела тишина тревожного ожидания. Афанасьев впился глазами в тот «грузовик» из которого торчало некое подобие антенны — внешне, почти что полная копия берлинской телевышки времен ГДР, только в миниатюрном исполнении. По прежним воспоминаниям он знал, что главным персонажем предстоящего зрелища будет именно этот самый «набалдашник». И правда, память его не подвела. Рифленый глубокими бороздами вдоль вертикальной оси, «набалдашник», похожий то ли на экзотический плод, то ли цветок с нераскрывшимися лепестками, укрывавшими пестик, стал медленно раскручиваться, с каждым оборотом всё более ускоряя свое вращение.

— Береги глаза, Василич, — спокойным голосом предупредила Афанасьева пожилая женщина, — а лучше — не смотри туда.