У порога

Вероника первый раз по настоящему собирала Афанасьева в командировку. До этого он ни разу не отлучался от нее надолго — максимум на день, а тут целую неделю, ей придется коротать дни в одиночестве, от которого она уже понемногу стала отвыкать. Еще с вечера, не доверяя обслуживающему персоналу, она сама выстирала, высушила и нагладила не только сменное исподнее, но и верхнюю одежду, включая костюм-тройку, полувоенный френч, наподобие сталинского и полевую форму без знаков отличия. Она вообще, была странной женщиной, на взгляд тех, кто причислял себя к «сливкам» общества. С самого начала своего появления в доме будущего (теперь в этом уже почти никто не сомневался) супруга, она безапелляционно стала устанавливать свои порядки, нисколько не считаясь с традициями кремлевских небожителей. Всю женскую работу по дому, она решительно, и не принимая никаких возражений со стороны, взяла на себя. Уборку в комнатах, предназначенных для проживания, а также в кабинете, она выполняла самолично, не полагаясь на горничных и уборщиц. На вопросы, с чем связана такая её щепетильность, она неизменно отвечала, что ей, женщине, пока ещё молодой и сильной, стыдно пользоваться наемным трудом там, где она и сама управиться в состоянии. То же самое, касалось стирки постельного и нижнего белья. И, несмотря на то, что в жилом комплексе, предназначенном для проживания высших государственных лиц, была своя ведомственная прачечная, Вероника из своего природного упрямства на личные деньги купила стиральную машину и установила ее в одном из обширных подсобных помещений, находящихся в цокольном этаже. Настя, быстро смирившаяся с ролью «ведомой», немедленно последовала ее примеру, установив рядом с её «стиралкой» свою. И теперь они каждую субботу, к плохо скрываемой радости своих «вторых половинок» и нескрываемому ужасу прислуги, приподняв свои аппетитные ягодицы, половыми тряпками драили свои личные апартаменты, а управившись с этим делом, принимались за постирушки. Самостоятельность Вероники не обошла стороной и приготовление пищи. В большом доме всегда можно найти для себя пусть даже и небольшое помещеньице, чтобы оборудовать его необходимыми кухонными принадлежностями. Этот свой поступок она объясняла так же просто, как и предыдущие. Мол, еда, приготовленная женской любящей рукой, гораздо полезнее той, что состряпана в казенных условиях. А вот на этом поприще она оказалась почти в одиночестве. Анастасия — по жизни никудышная стряпуха не захотела целиком следовать ее примеру, полностью доверяя свой желудок умелым рукам кухонных работников. Уговорить её принять участие в стряпне, посвященной какому-нибудь семейному празднику, всегда стоило немалых трудов. Единственное, на что она была способна, так это на изготовление пары-тройки бутербродов, которыми она снабжала мужа, провожая того на дежурство. Тот старательно делал вид, что безумно счастлив от забот супруги. Афанасьеву, конечно, было приятно, и слышать такие слова, и чувствовать неложную заботу о нем, хоть он и испытывал некоторую неловкость перед местным шеф-поваром, который каждый раз с укором смотрел в его сторону. Впрочем, когда дело касалось официальных приемов, то Вероника соблюдала положенный этикет и старательно и без возражений сама поглощала чужую стряпню и не препятствовала в этом Валерию Васильевичу. Афанасьев очень удивлялся такой её непреодолимой тяге к автономизации, но всякий раз получал в ответ пространные рассуждения о пагубности «барских привычек». Хотя дело было вовсе не в них, но ведь не расскажешь ему, что причиной этого являлась элементарная брезгливость ко всему, чего касались руки посторонних людей. Впрочем, Валерий Васильевич и сам догадывался о подоплеке её странного поведения, поэтому быстро смирился с подобными странностями и принял их, как само собой разумеющееся.

Узнав, куда направляется с длительной командировкой её любимый человек, она, паче прежнего, впала в состояние суматошливости. Весь вечер перед его отбытием в астраханские степи Вероника не вылезала с импровизированной кухни, что-то там варя, паря и жаря. На этот раз свою неуемную активность она объяснила тем, что еще со школьной скамьи знала об опасности прикаспийских степей в плане присутствия всяческих заболеваний, начиная от дизентерии и кончая бубонной чумой. Поэтому, по своему здравому мышлению, посчитала для себя нужным снабдить своего суженого съестными припасами на весь период его пребывания в экстремальных условиях. Между тем Вероника запекла огромную курицу в фольге, натушила капусты и наварила не меньше десятка яиц вкрутую, картошки в «мундире», сунула палку сырокопченой колбасы и наложила целую банку «хреновины» собственного изготовления, поясняя присутствие оной её обеззараживающими качествами.