У порога Нового Мира (сборник)

С самого раннего детства были определенные предчувствия как мелких, близко касающихся происшествий, так и крупных событий.

Недели за две до пожара в их доме девочка тосковала, определенно зная о неминуемости пожара в их доме. В день несчастья мать уехала в театр, отец после обеда лег отдыхать, она же, не находя себе места от растущей мучительной тревоги, зашла в детскую, где укладывали спать маленькую сестру. На дворе раздались крики, француженка (Мадам Лелонг) бросилась к окну, раздвинула шторы, и красное зарево осветило всю комнату. В одной из квартир прислуга опрокинула керосиновую лампу. Тогда выгорело семь квартир в доме, были и человеческие жертвы, но квартира девочки не пострадала. Почти всю ночь девочка просидела на подоконнике окна, наблюдая за тяжелыми картинами. (Видела, как одна женщина, выбросив предварительно тюки вещей, бросилась и сама из пятого этажа и разбилась насмерть. Видела, как пожарные разбивали буфеты и распивали найденные бутылки; шесть пожарных погибли в этом пожаре, не были ли те среди них?)[72]

Мучительное сознание о сравнительно скорой смерти отца пробудилось приблизительно лет за десять до его кончины. Оно подтверждалось снами, в которых отец всегда внезапно умирал. Потому, когда по вечерам отец долго не возвращался, она не могла заснуть, пока не услышит стук парадной двери и характерные шаги отца по лестнице. Отец умер внезапно от паралича сердца.

Последний сон о смерти отца девочка видела месяца за четыре до его ухода. Вся семья, включая и сироту, племянницу Варю Брадфорд, собиралась поехать весною за границу. Об этом шли постоянные разговоры, намечались интересные места для посещения и велись приготовления. Девочке только что исполнилось 19 лет, и она видит сон, что она с отцом едет в поезде, остановились у какой-то станции, будто в Тироли, девочка вышла из вагона и зовет отца, но отец замешкался, и в это время сильный подземный удар взрывает площадь, где стоял поезд, и поезд проваливается и засыпается землей. В ужасе она бежит к служащим на станции и умоляет их скорее откопать вагон, где остался ее отец. Несколько рабочих с ломами и лопатами идут за нею, начинают ударять ломами о каменистую землю, она уже слышит, как звенят удары о крышу вагона, где заживо погребен ее отец, но внезапно рабочие прекращают работу и говорят ей: «Мы больше копать не будем, это слишком опасно, если мы продолжим, то соседние горы обрушатся на нас». Проснулась в страшной тоске. Поняла, что смерть отца близка. И когда месяца через два у отца случился припадок грудной жабы, благополучно разрешившийся, то, несмотря на уверения врачей, что опасность миновала, она твердо знала, что отец доживает последние дни. Через две недели отец умер во сне от паралича сердца, как было указано в первых снах, за несколько лет до тяжкого дня.

На четырнадцатом году, за три дня до смерти не любившей ее тетки, сестры отца (вдовы англичанина на русской службе, генерала Брадфорда), девочка видит во сне эту тетку, как всегда в длинных черных одеждах, делавших ее похожей на суровую монахиню. Тетка приходит в их дом и бросает в девочку маленькую, но ядовитую змейку, которая жалит девочку в ногу.

Тетка эта завещала родителям девочки свою внучку-сироту, которая и жила потом у них в доме, кончая свое образование, завидуя и не любя их всех.

Впоследствии она действительно ужалила, не причинив особого вреда.

С самого раннего детства предчувствовала, знала как мелкие, так и крупные события. Знала результаты русско-японской войны. Также знала, что война 1914 года окончится поражением Германии. Знала, что ужасы революции не коснутся ее ближайшей семьи.

Знала, когда и где обстоятельства будут благоприятны. Всегда знала, как надо поступить. Хорошо разбиралась в людях.

Острое осознание, как бы мгновенно изменившее намечавшийся гневливый, вспыльчивый характер, явилось на седьмом году. Это переживание остро запечатлелось на многие годы.

Девочка с книжкой полулежит на длинной кушетке. Входит девушка-горничная с вязанкой дров топить печку и начинает задирать и дразнить девочку: «Не стыдно ли барышне валяться посреди дня?»…Девочка, оскорбленная несправедливым обвинением, чувствовавшая ее лицемерную природу и не любившая ее, обзывает ее дурой, лисой, Лизкой-подлизкой… Но внезапно поток этот остановлен, в сознании ясно, четко встает вся грубость, непристойность и нелепость подобного сквернословия, и настолько сознание это овладело ею, что с этого дня все грубые, скверные выражения были забыты.

Всегда особенно болезненно реагировала на малейшую несправедливость.