У порога Нового Мира (сборник)

Зимний вечер, я и рядом со мною военный в шинели Александр [овских] или Николаевских времен, в широких парных санях выехали за город, подъезжаем к высокой каменной ограде с чугунными воротами, на каменных столбах висят чугунные ажурные фонари. Ворота открыты, и сани въехали в аллею, засаженную деревьями, густо запорошенными снегом. Из гущи снега выскочила темная фигура, прыгнула на ступеньку позади саней (место для выездного лакея) и ухватилась за спинку сиденья. Мне показалось, что это мой двоюродный брат, поджидавший нас и решивший напугать; слегка обернувшись, я тихо полушепотом спрашиваю: «Этиен, Этиен, это ты?» Темная фигура со злобным смехом соскакивает со ступеньки саней и скрывается в тени кустов. С тоской я поняла, что родственники сидевшего рядом со мной человека подослали проследить нас. Подъехали к белому дому, в котором происходило собрание, может быть, декабристов или масонов.

1916 год. За несколько месяцев до февральской революции видела сон, в котором все царские дворцы, находившиеся в разных местах, соединились, опустели и лишились своих обитателей. В недоумении я прохожу по опустевшим помещениям, никого не встречая – даже слуг. Наконец, вхожу в большую светлую залу, заставленную в беспорядке всевозможными предметами, там собралась довольно большая группа людей, среди которых художники, члены «Мира Искусства» и несколько других художественных деятелей. Все они, видимо, заняты переписью дворцового имущества, ибо ходят, рассматривают предметы, развешивают и навязывают ярлыки, причем директор Эрмитажа гр[аф] Дм[итрий] Ив[анович] Толстой сидит за длинным столом перед огромной раскрытой книгою – инвентарем и вписывает новые предметы. Никто из присутствующих не замечает меня. За спиною гр[афа] Толстого открывается широкая дверь, в ней появляется мой отец. Он пристально смотрит на меня, и взгляд Его передает мне необходимость ухода, отъезда, также я понимаю, что настало время кощунств и преступлений, и, следуя Указанию, – бегу. Пробегаю какой-то парк, оттуда в лес, бегу зелеными пригорками и холмами, пока не добегаю до небольшого дома с садом и изгородью и уже не могу найти выхода. Понимаю, что посажена в клетку, но страха нет, ибо надо мною синее небо, а изгородь обвита цветущим шиповником… Весною мы уехали в Финляндию, жили в небольшом доме с садом и изгородью, был там и шиповник.

1917 год. Сон – высокое, почти пустое помещение, я стою перед длинным столом, на котором складывается карта Земли. Большая мужская Рука сверху, как бы с потолка, бросает один за другим выпиленные куски этой карты и складывает их в порядке. Когда карта Европы, Урала и Сибири была сложена, а куски, принадлежавшие Маньчжурии, Корее и Китаю, были наброшены, но не сложены окончательно, Рука красным карандашом провела прямую черту с севера на юг, отделив Прибалтийский край, Польшу, Литву и Бессарабию от остальной России. Затем в той же Руке появилась маленькая желтая собака, вроде крысоловки, которую Рука поставила на груду плохо сложенных кусков Китая, и эта собачка начала хватать в беспорядке один кусок за другим, тут же выбрасывая их, видимо, желая пробраться к Сибири. Голос сверху произнес: «Россия – внутренняя Держава, но все же будет сильна».

После войны Версальским договором все земли, отделенные красным карандашом, были отторгнуты от России.

Сон весною 1919 года перед поездкой в Лондон. Высокая – высокая приставная лестница с поперечными перекладинами. Лестница эта стоит на русской земле, ближе к северу, на широкой долине, стоит почти отвесно и ни к чему не прислонена и настолько высока, что с нее можно обозревать все страны. Стою на верхней перекладине и обозреваю открывшиеся горизонты. Небеса черны и к югу и западу становятся еще чернее. Всматриваюсь в сторону Англии, еле различаю абрис купола собора св. Павла, а за ним на фоне черно-бархатных небес, у самого горизонта, четко и жутко стоят как бы кровавые знамения, два красных треугольника, тогда как над другими западными странами – могильная чернота. Поворачиваю голову к северу, чтобы посмотреть, что делается там, и вижу, что чернота несется оттуда, и там уже видны слабые серые просветы и сами тучи не так плотны. Знаю, что мне нужно спуститься на землю и сделать это нужно очень осторожно, ибо за мною кто-то еще идет и первый неосторожный шаг может низвергнуть нас. Лестница узкая, шаткая и почти отвесная, я же спускаться должна спиною к перекладинам. Ищу опоры, и вот с обеих сторон лестницы из воздуха протягиваются ко мне длинные палки, чтобы я могла ухватиться за них, но все они настолько качаются и как-то беспомощно висят в воздухе, что я не решаюсь ухватиться ни за одну из них. Тогда с самого верха, поверх моей головы и как бы вдоль моего тела, протягивается твердая, без малейшего качания, толстая длиннейшая палка, я беру ее обеими руками и, держась за нее, начинаю спокойно спускаться…