У порога великой тайны

— Если растения не могут существовать без света, то не вынуждены ли мы признать присутствие света в нашей пище, в нашем топливе?! Дерево, которым мы пользуемся для наших очагов, дает нам зимою тепло, огонь, который оно похитило у солнца. Это свет потухший, но всегда готовый вспыхнуть вновь!..

На пороге нового века, в 1800 году, Сенебье выпустил в свет «Физиологию растений». Применительно к растениям Сенебье первый употребил этот термин — «физиология».

* * *

Спустя 60 лет после смерти Сенебье, в 1869 году, на улицах Женевы появился однажды высокий худощавый молодой человек с крохотной бородкой, едва покрывающей подбородок, довольно густыми усами и огромными, очень выразительными глазами. Стоял теплый весенний день, и приезжий неторопливо бродил по городу, разглядывая достопримечательности, которые знал прежде лишь по книгам.

Он полюбовался островком Жан Жака Руссо… Походил по кварталам Сен-Жерве, где трудились знаменитые часовщики. Провел несколько часов в оранжереях Ботанического сада. С благоговением полистал в университетской библиотеке рукописи Вольтера и Руссо. Наконец, уже под вечер, набрел на книжную лавку и попросил, чтобы ему дали посмотреть сочинения женевских ботаников.

Старый букинист с длинной седой бородой сдвинул на лоб громадные очки в медной оправе и пытливо взглянул на покупателя, в котором признал иностранца, хотя тот свободно изъяснялся по-французски. Из темной своей каморки старик торопливо принялся выносить на свет объемистые тома в плотных переплетах. Он был уверен, что заполучил покупателя. Бережливые женевцы, да и французы, которых он считал почти соотечественниками, не часто приобретали книги. Укладывая тома на прилавок, старик любовно бормотал: «Мои Бонне, мои Сенебье, мои Соссюры, мои Декандоли…»

Молодой человек долго листал и перекладывал тяжелые книги. Он колебался: денег было мало. Вдруг улыбка осветила его лицо. Он припомнил, как его отец говаривал ему: «На книгах да на цветах, братец ты мой, никто еще не разорялся — это не карты и не вино».

Молодой человек решился наконец. Он отложил пятитомную «Физиологию растений» Сенебье и два томика Руссо, которым зачитывался чуть ли не с детских лет. Подумав, прибавил к покупке мемуары Пирама Декандоля. Расплатившись, достал визитную карточку и, надписав на ней название женевской гостиницы, вручил букинисту с просьбой доставить книги, если возможно, сегодня же.

— Ти-мирь-язефф… — с трудом выговаривая непривычно для него звучащую фамилию, прочел старик. — О, вы, русские, знаете толк в книгах!

На другой день Климент Аркадьевич Тимирязев увез свои покупки из Женевы в Гейдельберг, где он, молодой кандидат наук, работал в лаборатории знаменитого немецкого физика Бунзена. В Женеву Тимирязев приехал, воспользовавшись весенним перерывом в занятиях.

Тимирязев всю жизнь проявлял глубокий интерес к трудам Сенебье и к его личности как ученого. Он собирал книги женевца и отыскал даже неизданную его рукопись, чем очень гордился. Тимирязев видел в Сенебье своего единомышленника, одного из провозвестников тех идей, которые сам Климент Аркадьевич разрабатывал и отстаивал с таким блеском…

А колокол Сенебье и доныне применяется для опытов с цветными жидкостями.

Путь на Монблан

Как быть полному сил любознательному юноше, если отец велит ему остаться у подножия горы, а сам отправляется на штурм ее вершины? Бурно протестовать? Предаться безысходному отчаянию? Устремиться к снежной шапке Монблана другой дорогой, чтобы там, в вышине, встретить отца торжествующим победителем?

Никола Теодор не сделал ни того, ни другого, ни третьего: он ведь де Соссюр, а в их старинном знатном лотарингском роду сдержанность всегда была основой поведения. Теодор молчаливо проводил отца и его спутников до первой кручи. Впереди отряда шел, поигрывая длинной палкой с железным наконечником, юный горец Жак Бальма, за ним — отец со своим слугой. Следом вытянулись в цепочку восемнадцать горцев, несших съестные припасы, меха, одеяла, приборы, дрова, солому для подстилки на ночлеге.

В деревушке Шамони, откуда вышел отряд Ораса Бенедикта Соссюра, у подзорной трубы застыли жена Ораса и две ее сестры. Теодор в трубу не смотрел, ему было некогда. Проводив отца, он разложил на просушку альпийские растения, собранные в долине Шамони для гербария, потом занялся наблюдениями, которые ему поручил вести Соссюр-старший.

За год до того Жак Бальма первым взошел на вершину Монблана. Спустившись в долину, Бальма после недолгого отдыха отправился в Женеву к Орасу Бенедикту Соссюру — геологу, минералогу, физику, математику, ботанику, — которого не раз водил в Альпы, и рассказал, как все было…

Они пошли вдвоем с доктором из Шамони. Он очень устал, этот доктор, и последний подъем брал на четвереньках. На самой вершине доктор тоже не смог встать на ноги, лежал, завернувшись в одеяло. Поэтому из Шамони в подзорную трубу разглядели только одного Жака. Когда они спустились вниз, то спутник Жака несколько дней ничего не видел. И у Жака очень болели глаза, а лица у обоих сильно распухли и губы покрылись болячками.