У пристани.

Оказалось, что известие о Яреме принесли мещане, прискакавшие на неоседланных конях из — за леса; по словам их, князь был не более как в шести верстах от Махновки и приближался к ней на полных рысях, а войска с ним было будто бы видимо — невидимо… Кривонос сообразил сразу, что положение его очень опасно: назад к обозу, стоявшему у опушки леса, поспеть он не мог, — Ярема, очевидно, туда прибудет скорей; замок взять и укрепиться в нем до прибытия князя нечего было и думать, а потому придется биться с ним без прикрытия… Если даже мещане и преувеличили со страха количество его боевых сил, то во всяком случае их должно было быть немало, — Ярема с горстью не ездит, да и, кроме того, дружины его отлично вооружены и дисциплинированы, к ним еще присоединится и гарнизон замка. Не выдержат открытой атаки железных яремовских гусар его сборные и не привыкшие к правильному бою ватаги, особенно если окажутся между двух огней… Ко всему еще, он, на беду, отделил добрую треть своих сил со Шпаком, и теперь тот будет отрезан…

— Эх, Чарноты, моего верного друга, нема! — с горечью вскрикнул Кривонос, вырвавши у себя клок чуприны. — Что делать, что делать?

Но времени тратить было нельзя: каждая минута приближала к ним гибель, каждое мгновенье уносило надежду. Кривонос встрепенулся и окинул орлиным взором всю местность. Из — за леса не было видно еще войск, но зато исчез куда — то и стоявший у ближайшей опушки обоз. В замке на обращенных к лесу стенах из — за частокола то там, то сям выглядывали головы, но их было мало. С той стороны шел бой, и горячий: усиливались бранные крики, возрастал треск мушкетов и гул от падения паль.

С фронтовой стороны вала работали в разных местах вовгуринцы, — встречая слабое сопротивление, они проламывали бреши; главные же его боевые массы толпились внизу нестройными кучами, словно стада овец, перепуганных приближающеюся грозой. Небольшая болотистая речонка огибала с противоположной стороны замок и выходила налево огромною дугой; вдали, за речонкой и за замком, виднелось на несколько приподнятой плоскости местечко.

Нивы, окаймленные речкой и болотами, составляли прекрасные поемные луга; мещане окопали их по берегам реки глубокими рвами с высокими насыпями — окопами; кроме того, от речки к местечку протянуты были поперечными радиусами глубокие рвы, отмежевывавшие, вероятно, частные владения. Кривонос сразу сообразил, что это место может защитить их от атак, если местечко обеспечит им тыл…

— Ой, на бога, пане полковнику, — молили между тем, кланяясь почти в землю, мещане, — защитите нас, ведь если ворвется сюда князь Ярема, так никого не оставит в живых, расправится, как в Погребищах!

— А что ж, мещане станут мне в помощь? — спросил Кривонос.

— Все до единого, батьку… Что прикажешь, куда прикажешь, — рады с тобой головы положить, все ведь одно нам пропадать.

— Так слушайте ж! Соберите всех, кто может в руках дубину держать, и защищайте с той стороны местечко, а отсюда я не пущу ни самого сатаны, ни его чертовых псов… Вы только с той стороны отразите, чтоб не ударил на нас в затылок.

— Отстоим, батьку, отстоим. С той стороны пруд… Не пропустим… Перекопаем греблю.

— Добре. Я вам в помощь пошлю Пешту с сотней Козаков.

Кривонос сразу повеселел и начал бодро и поспешно делать распоряжения, Войскам приказал отступить на левады, спешиться и занять окопы. Лысенка оставил на время продолжать громить частокол, — для отвлечения гарнизона, — а Дорошенка послал с одним мещанином к Шпаку, чтобы последний оставил лишь часть своих войск для фальшивых приступов, а сам бы спешил на помощь к нему ударить на врага с тылу в решительную минуту.

Ободренные его спокойным и даже радостным видом, все бросились исполнять приказания батька атамана, соблюдая строй и порядок, воодушевляясь снова отвагой.

— Товарищи, други мои, братья! — крикнул Кривонос зычным голосом, когда улеглась суета. — Настал для нас слушный час постоять за свою Украйну… Кровожадный зверюка, лютейший враг ее, терзавший ваших матерей и сестер,

богом брошен сюда, на наш суд… Ужели мы, восставшие за святой крест, испугаемся этого дьявола? Смерть ему, гибель ему, исчадью ада! Пусть будет проклят тот, кто отступит на крок! Костьми ляжем, а этого перевертня — ката добудем!

— Добудем, добудем! Смерть ему! — прокатилось по рядам громом.