У пристани.

Сквозь высокие окна, раскрытые настежь, в комнату вливались целые потоки света и благоуханий из освещенного солнцем парка, раскинувшегося за окнами. На огромном столе, покрытом сукном, лежали разбросанные бумаги, гусиные перья, печати и шнурки. Вся комната была уставлена великолепной мебелью с золочеными выгнутыми ножками и ручками, крытою зеленым сафьяном; между кресел стояли небольшие столики с инкрустированными досками.

За одним из таких столиков и сидели два собеседника.

— Ну, пане писарю, а где же гетман наш? — спросил брюнет, откидываясь на спинку кресла и свешивая унизанную перстнями руку.

— Муштрует с Золотаренком и Кречовским новые войска.

— Готовит к миру?

— Гм… — усмехнулся блондин, — кажется, что так… да помогают тому еще во всех местах и загоны.

— Это верно, стараются не по чести, — покачал головой брюнет, — пожалуй, гетман так приучит их к сабле да своеволью, что никто не захочет потом и за плуг взяться, придется нам засучивать рукава да самим выходить в поле.

— Что ж, — усмехнулся снова блондин, — победители все равны.

— То — то есть, что теперь эта чернь станет лезть в реестры и требовать себе равных с нами прав.

— Обещал же гетман всем и землю, и волю…

— Ну, обицянки — цяцянки, а дурневи радость… — нахмурился брюнет. — Не знаю только, с чего это выдумал гетман бунтовать всю чернь. Вот теперь будет с нею работа! Ну, положим, призвал бы их для пополнения полков под наши знамена, а не давал бы права самим расправляться да разбойничать. Озверела совсем толпа: не то ляхов, и своих панов жжет и режет[23]. Проехать где — нибудь проселочною дорогой страшно, — чуть увидят пана, сейчас на дерево.

Блондин молчал, не желая, очевидно, проронить лишнего слова, но мимикою своей поощрял собеседника к откровенности, а брюнет продолжал с еще большею горячностью, думая вызвать блондина на откровенность с своей стороны.

— И что нам с ней путаться? Чернь сама по себе, а мы, славное войско рыцарское, совсем другая статья. Нам надо думать о своих правах и привилеях, чтоб нас уравняли с шляхтой и допустили в сейм, а то, поди, будем мы возить голоту на своих плечах! — Он оттолкнул от себя сердито кружку и продолжал дальше: — Теперь удобное время… там нет короля… смуты, беспорядки… наши победы… можно было бы заключить важный мир, выговорить побольше прав старшине, ну, и вере, положим. Тряхнули ляхов, ну и довольно… а он что затеял? Тешит себя каждою победой, а все эти свавольства только раздражают панов и отымают у нас надежду на выгодный для нашего рыцарства мир!

— Н-ну, на мир что — то не похоже, — приподнял одну бровь блондин, — да, кажется, ясновельможный о нем и не помышляет.

— А что ж он думает?

— Думает что — то важное, а что — не знаю: мыслей своих он никому не поверяет.

— Осторожен, как старый лис?

— Как муж, которому господь вручил судьбы края.

— Гм — гм… Конечно, без бога ни до порога… но вручили — то судьбы мы… мы сами, так нам и нужно бы знать, за что вслед за ним подставлять всем спины под панские канчуки?

— А что же, за батьком и в пекло не страшно, — усмехнулся неопределенно блондин.

— Послушай, пане Иване, — повернулся к нему решительно брюнет, — что тут хитрить? Мы — свои люди. Ты сам видишь, что гетман заваривает такую кашу, что нам не сладко будет расхлебывать, а особливо тебе: ты ведь шляхтич.

— Я пленник.

— Одначе генеральный писарь.

Лицо блондина не изменилось ни на одно мгновение.

— Заставили, — произнес он небрежно.

— Ну, тогда расспрашивать не станут, как начнут всех вместе с хлопами четвертовать, — махнул раздраженно рукою брюнет. — Вот я и говорю тебе: надо бы нам уговорить гетмана.

— Гетман не послушает; с ним все остальные согласны, — поднял глаза блондин и взглянул пытливо на собеседника.

— И-ну, — усмехнулся едко полковник, — не все, не все… Я многих знаю… — и, оборвавши поспешно свои слова, он снова обратился к блондину, — так что же, а?

— Что же я могу сделать? — пожал плечами блондин. — Я здесь homo novus[24].

— А поднялся уже выше нас! — сверкнул завистливо глазами брюнет. — Не потрудился ли бы ты нагнуть немного гетмана?

Завистливый взгляд собеседника не ускользнул от блондина.

— Н-ну, нагинать такую высоту — и не достанешь! — ответил он иронически.

— Так подкопаться.

— Слишком низко: спина заболит.

— А расшатать бы понемножку, а? — перегнулся к нему через стол брюнет.

— Кто бы дерзнул на это? — ответил громко блондин, подымая голову. — Ясновельможный гетман единый изо всей Руси может дать мир и спокойствие краю.

— Ну, не святые горшки лепят, — усмехнулся злобно брюнет и хотел было продолжать дальше, но в это время ^его остановил блондин.

— Тс, — приложил он палец к губам, — сюда идут.

Действительно, у дверей раздались шаги, и в комнату

вошел Богдан. Оба собеседника поспешно поднялись ему навстречу и произнесли, отвешивая низкий поклон:

— Ясновельможному челом!

— Здорово, здорово! — ответил приветливо Богдан. — А, и ты, Тетеря, тут? Ну и гаразд! — обратился он весело к брюнету и, опустившись в кресло, произнес, обмахиваясь шапкой: —Ну, какие же у нас новости, пане Иване?