У птенцов подрастают крылья

Георгий Скребицкий У птенцов подрастают крылья

Ведет тропа примятая
По горкам, по лесам.
Бреду по ней куда-то я,
Куда — не знаю сам.

Березка ветви свесила,
Зовет забраться в тень.
И солнечно, и весело
В весенний светлый день.

Ты, песенка, лети моя,
Тебя я запою
Про даль необозримую,
Про молодость мою,

Про лета зори алые,
Лазоревый рассвет,
Про счастье небывалое,
Про счастье юных лет.

У птенцов подрастают крылья.

Не сидится в гнезде молодежи.

Вечера у костра полюбил я,

Мне приволье всего дороже.

РАЗГОВОР ПО ДУШАМ

У птенцов подрастают крылья, молодежи тесно становится в родном гнезде, тянет выбраться из него, сперва кое-как, хоть недалеко, перепархивая с дерева на дерево, с куста на куст, полетать вокруг, ознакомиться с тем, что есть поблизости.

Это еще не дальние перелеты в чужие края, даже еще не кочевки в соседние поля и леса — это пока еще только проба сил, подготовительная тренировка к предстоящим скитаниям.

Такие птенцы-подростки, едва слетевшие с гнезда и начавшие перепархивать с ветки на ветку, зовутся слётками, или поршками. Эти слетки, или поршки, есть не только в птичьей семье, но и в людской.

В начале жизни наступает пора, когда уже перестаешь быть ребенком, а до юноши еще не дорос. Подросток — говорят про тебя. И это очень точно, очень верно сказано. Уже не малыш, но еще и не взрослый, а именно подросток, вот так, как в лесу бывает молодой подлесок.

И всё в эту пору у тебя подрастает: и туловище, и особенно руки и ноги. Они становятся какими-то несуразно длинными. Дома не успевают отпускать рукава у курточки и брюки. Только все сделали как следует, а через месяц глядь — опять уже коротки.

В такую пору и голос, как говорят, ломается. Он то по-детски тонкий, то вдруг забасит, точь-в-точь как у подростка-петушка: это уже не цыплячий писк, но еще и не петушиное пенье, а так, что-то промежуточное, толком и не разберешь что.

Подросток уже не ребенок; хочется быть взрослым, свободным от повседневной опеки, независимым. И желания, и интересы появляются не детские. И знакомства, и дружба завязываются по-новому, уже не на почве прежних детских игр. Но вместе с тем сколько совсем еще детского остается в душе, в интересах, в делах.

Я отлично помню себя в эту пору. Я уже имел настоящее охотничье ружье, ходил со взрослыми на охоту и в то же время частенько, гуляя один в саду или в лесу, играл сам с собой в охоту. Суковатая палка превращалась в ружье, а пеньки и наросты на деревьях — в птиц и зверей. И, скажу правду, до сих пор не знаю, какая из двух охот, настоящая или придуманная, была мне более интересна.

Детство еще не ушло, не отпускало, тянуло к себе, юность уже звала вперед, манила куда-то в неведомые дали. Именно об этой поре жизни так хорошо сказано у Герцена в его «Былом и думах»: «Ребячество» с двумя-тремя годами юности — самая полная, самая изящная, самая наша часть жизни да и чуть и не самая важная: она незаметно определяет все будущее».

Ранняя юность — тревожное, но чудесное время, время новых знакомств, новых увлечений, «время первых пробных полетов вокруг родного гнезда».

И дальше в той же книге Герцен пишет: «Каждая жизнь интересна если не в отношении к личности, to к люхе, к стране, в которой она живет».

В лом мне посчастливилось. Лично мое «ребячество» с двумя-тремя годами юности — это 1917–1921 годы. Это первые годы революции. Пусть я тогда был еще слишком юн и не мог многое понять, оценить, осмыслить. Но я все-таки был живым свидетелем того, как повсюду, будто вековые, уже одряхлевшие деревья, рушились старые устои жизни и на смену им появлялись первые ростки нового, никогда и нигде дотоле не виданного.

В своей повести я буду писать только о том, чему был лично свидетелем, что увидел сам глазами подростка, или о том, что узнал от своих тогдашних друзей. Пусть это будут немногие строки, порой всего лишь отдельные отрывочные заметки о больших, важных событиях. Но и об этих событиях я хочу рассказать, как о чем-то своем, мной лично пережитом.

Итак, у птенцов подрастают крылья… Настала пора вылетать из гнезда, вылетать и впервые знакомиться с тем, что тебя окружает.

Об этом-то я и расскажу вам, мои дорогие друзья-читатели, в своей повести «У птенцов подрастают крылья», которая является продолжением моей книги о детстве — «От первых проталин до первой грозы».

Я РЕАЛИСТ — УРА!

— Довольно. Хорошо. Очень хорошо! — прервал меня экзаменатор. Он снял очки и, протирая их, улыбнулся приветливо, совсем по-домашнему. — Можете идти домой.

Не чуя от радости ног, я вышел в широкий коридор.