У реки Смородины

– Князь! Отступаем! – крикнул Старшой, но предводитель тридевятичей лишь покачал непокорной головой:

– Поляжем, но упырей в столицу не допустим!

– Как же, – нервно хохотнул ближний дружинник. – Их уже полон город.

– Где?! – ошалел Хоробрий.

– Да в кажной управе сидят. Упырь на упыре к упырю прогоняет! И бояре тож!

– Тьфу ты, балабол… – Князь не договорил, потому что стороны схлестнулись.

Странно, но лязга и звона не было. Точнее, звуки исходили только от людей, а страшное воинство будто заглушили неведомым пультом управления жизнью.

Когда слышишь лишь себя и соратников, становится жутко.

Рубиться с четырехрукими оказалось непросто, и тридевятичи сразу же понесли потери. Князь дрался красиво, как и подобает вождю. Он даже слегка отбросил напиравших монстров назад, прикрывая шевалье Пьера. Тот ожил, выкинул вшивенькую шпажку и поднял меч, потерянный раненым дружинником.

Отлично зарекомендовали себя «Алименты и Артефакты». Газета крушила уродцев, словно соломенных. Парадная форма держала и сабельные удары, и уколы пальцев-ножей. Иван, как сказали бы романтичные немчурийцы, преисполнился духа берсерка. Пускай проклятые немтыри не дрожали перед напором Старшого, зато он месил их неистово и расчистил вокруг себя немаленький пятачок.

– Господа! – голос парижуйца срывался. – Наш противник не убывает! На место одного поверженного норовят встать двое!

– Хоробрий, я думаю, они не вылезут из черного креста, – протараторил Иван. – Отходим!

– Ну, гляди, богатырь. Уповай на собственную правоту. – Князь сверкнул очами и скомандовал отступление.

Вывалились на свет божий. Отпрянули от границы Черной Колеи. И верно, не полезла погоня. Кто-то из дружинников втянул с собой четырехрукого уродца. Бах! – монстр вспыхнул и мгновенно превратился в темно-сизый дым. Клубы рассеялись.

Сзади собралась порядочная толпа: простолюдины, бояре, купцы, городская стража. Когда из ниоткуда появились ратники с главой Торчка, шевалье и Емельяновым-старшим, тревожный гул стих, и в тишине послышались лишь всхлипы раненых дружинников. Места, которые задели монстры, мгновенно воспалялись и чернели, причиняя пораженным людям мучительную боль. Бабы поспешили оказать помощь страдальцам.

Коней уже увели, зато прибыли кареты – княжеская и посольская, в которой ехал Егор. «Сколько же мы там рубились? – озадачился Иван. – Я думал, не больше трех минут…»

Вождь тридевяцкий отер пот со лба, хотел было вложить меч в ножны, да увидал на нем мерзкую зелено-желтую слизь. Достал тряпицу, брезгливо отер сияющее при свете дня лезвие. Воронежец не без гордости отметил, что на чудесную газету никаких следов боя не налипло.

Парижуйца мелко трясло. Он пролепетал, мол, в просвещенных странах Заката таких приключений не случалось.

– Не дрейфь, посольство, – усмехнулся князь. – На сей раз уцелел. Дрался ты, как я видел, примерно.

Хоробрий повернулся к народу. Сотни людей ждали решения. Заступник-надежа молчал.

– Там многие сгинули, пока мы утром разведывали… – молвила старуха, опиравшаяся о палку. – Кто вернулся, рассказали… Что же это, княже?

Дверца княжеской кареты распахнулась, едва не слетев с петель, и оттуда показался зад, затем ноги, а потом, кряхтя, вылез и весь старик, облаченный в холщовое рубище. Достав из экипажа посох с кольцом на вершине, грозный дед стукнул им оземь.

– Что это, вы спрашиваете? – неожиданно сильным голосом сказал он. – Злебог пометил. Ему наш свет, почитай, словно игрушка. Вот он мизинцем и начертил крестик, мол, здесь к вам войду.

Князь потряс головой:

– Погоди, старче. Ежели он такой большой, то как он через крестик войдет?

– Много ты понимаешь в мироустройстве, – вздохнул волшебник. – Просто уразумей, что через мету свою он воцариться у нас хочет. Давным-давно ему путь закрыли, врата запечатали. Только на то оно зло горемычное, чтобы не сидеть сложа руки. Щель в воротах. Злебог уж пальчики просунул. Коли попустим сейчас – завтра рука пролезет, а там и плечо с ногой. Пекло придет. Хочешь ли?

– Конечно, нет, – сипло ответил Хоробрий.

– Тогда готовьтесь к сече, каких еще наша мать-сыра земля не видывала.

Толпа зароптала, заволновалась.

– Вы же, кто из разведки возвернулись, что про место гадкое рассказать можете?

– Темно… Вместо солнышка дырка… Уроды на-вроде Жрайка… – стали перечислять дружинники.

– Еще. – Старец повелительно ударил посохом.

Молчавший до поры Емельянов-старший негромко произнес:

– Река там типа вашей. Будто из огня. Я ее заметил, когда подпрыгнул.

– Вот! – Седовласый поднял перст. – Смородина. Делит священная река вселенную на Потусторонь и Посюсторонь. Князь, чего стоишь? Собирай всех, кто может оружие держать.

– Земляки! – выкрикнул Хоробрий. – Слышали речи Карачуновы? Готовьтесь к ополчению! Вы знаете, как!

Люди стали расходиться, и никто не шумел. Главный тридевятич беседовал с подошедшими сотниками.

– А ты, Иван, иди сюда, потолковать надо, – промолвил старец.

Парень, который понял, что всю дорогу нужный ему колдун был под боком, а тридевяцкий князь врал, не откликнулся на зов Карачуна.

– Эй, очнись! – повысил голос волшебник. – Подь сюды, говорю.