У реки Смородины

– А кто такая Федора? – Иван вспомнил реакцию колобка на имя матери Радогаста.

Каравай захлопал глазками:

– А! Федора! Так она же самая великая ведунья современности. Она настолько сильная колдунья, что посуда, в которой Федора ставила алхимические опыты, однажды встала и ушла из дома! Утварь удалось вернуть. С тех пор Федора тщательнее моет посуду и вообще помешалась на чистоте. Вон какой опрятный у нее сын.

Перекусив, ребята завалились в снятой комнате на кроватях и предались ничегонеделанью. Колобок поддержал компанию.

Продремав полдня, старший сержант Емельянов полез в карман и в который уже раз извлек на свет газету «Алименты и Артефакты».

– Давай вслух, – попросил Егор.

Иван не стал жадничать:

ФИНАНСЫ. На вопрос «В чем причина экономического кризиса?» министр финансов ответил, что надо было ставить на черное, а не на красное.

ЛИПЕЦКИЕ ЭКОЛОГИ БЬЮТ ТРЕВОГУ. Тревога – это фамилия пойманного ими браконьера.

НАУКА. Согласно исследованиям ученых, креоблезцидоз аскорблюируется в пятьдесят пять оглобурадизабровин, причем исключительно уфадлеарно. Как вы понимаете, это открытие в корне изменит нашу жизнь.

– Ересь какая-то, – оценил ефрейтор. – До этого смешнее было. Тут совсем бред.

Иван кивнул:

– В целом, да. Но я вот чего заметил. Газетенка-то изменяется. Я читал ту же самую полосу, что и в прошлый раз.

– То есть статьи другие?! – Егор приподнялся на локте.

– Точно.

– Отрыв башки! А что это значит?

– Ну ты, братишка, спросил. Не знаю. Может быть, тут нет никакой системы. А может, газета что-то подсказывает, надо лишь научиться ловить смысл.

– Возьми пару уроков у Скипидарьи, – улыбнулся младший.

– Юморист хренов! – притворно обиделся Старшой.

Он осмотрелся в поисках предмета, которым можно было бы запустить в брата, но кроме колобка было нечем. А Хлеборобота обижать не стоило.

Иван спрятал газету, пересчитал оставшиеся монеты.

– Не густо. Сегодня и завтра протянем, а потом – капец.

– Как бы заработать? – Егор снова лег на спину и уставился в потолок.

– Вы богатыри, – подал голос колобок. – А Легендоград – портовый город. В порту всегда нужны грузчики.

– Иди ты! – Негодование ефрейтора Емели не знало границ.

– Лучше мы говорящим хлебом торговать будем, – зловеще проговорил Старшой. – Ты, круглоголовый, так не прикалывайся. Я в армии не особо напрягался, а на гражданке и подавно не собираюсь.

Егор придал лицу выражение невинности:

– Хотя, ежель припрет, пойдем как миленькие.

Над Легендоградом бушевала гроза. Ливень обрушивался на крыши домов, старые мостовые, землю, многочисленные реки да каналы и другие поверхности, ориентированные к небу.

В сполохах молний город словно замирал для гигантской фотографии, но в этот поздний вечер Легендоград явно не говорил «cheese». Влажный воздух разносил озон и предчувствие трагедии.

В княжеском тереме умирал старик. Над ним высилась фигура, скрытая под огромным черным плащом. Обладатель фигуры – мужчина с извращенными понятиями о мире – зло сверкнул желтыми от ненависти глазами.

– А теперь, исчадье ненавистного Сварога, ты сдохнешь, – скрежещущим фальцетом сказал старику убийца и ушел прочь.

Плащ шуршал, но умирающий не слышал этого зловещего шороха, потому что гремел оглушительный гром.

Да и попробуйте прислушаться к шорохам, когда из вас хлещет кровь, толчками исторгаясь из многочисленных ран, нанесенных холодным оружием, предположительно, ножом.

– Я должен успеть, – хрипло пошептал старик, запуская дрожащую руку в рассеченный живот.

Сыскарь Федорин покинул дембелей, пришел в свое ведомство и тут же послал пару толковых ребят по прямоезжей дороге на Тянитолкаев. Хлопцы должны были выяснить, что там с Соловьем-разбойником.

Весь оставшийся день и половину вечера Радогаст работал над делом старушечьего душегуба. Его труды прервал помощник, принесший ежедневную грамоту с описанием слухов, новостей и настроений в народе Легендограда. Сотрудники сыска скрупулезно вносили в депешу любые мало-мальски значимые разговоры от свежих баек до вестей из соседних княжеств.

Федорин углубился в чтение и с почти физической болью отметил, что проклятый Раскольник запугал горожан до зубовной дроби. Там и сям вспыхивали самосуды, бабки словно с ума спятили и начинали орать по любому поводу: или не так посмотрел, или мозоли на руках, ясное дело, от топора, или поздоровался недостаточно учтиво, или мордой не вышел…

Радогаст схватился за голову: «Если поймаю, я его сам пилой распилю!»