Спрятав колун в кустах, сыскари воплотили план Еруслана в жизнь. К зданию была прислонена лестница. Начальник взобрался первым, дождался Радогаста.
Дверца оказалась не запертой. Внутри было темно, свет просачивался на чердак лишь через слуховое окно и маленький дверной проем.
Тень перекрестия рамы падала на грудь детины, валявшегося на полу. Бугай был голым по пояс, могучие руки были раскинуты в стороны, ноги неестественно подогнулись.
– Опоздали, – сказал Еруслан, подходя ближе. – Это точно наш Раскольник. Только мертвый. Кто-то сделал за нас нашу работу.
Крови не было. Зато остались следы недолгой борьбы. Неведомый мститель свернул убийце старушек мощную, как у быка, шею.
Федорин нашел светильник, запалил его и принялся тщательно обыскивать чердак. Мертвый лиходей не был богачом: черный длиннополый плащ с капюшоном, старая обувь, какие-то тряпки, пара книг. На ящике, служившем Раскольнику столом, лежали грязные бумаги. В основном, долговые расписки. Под ними нашелся чистый лист, и сыскарь стал обладателем духовного завещания сумасброда, который два месяца наводил ужас на жителей Легендограда.
– Читай вслух, – велел Еруслан.
Я долго думал, писать это послание вам, черви, или уйти, не объяснив своей цели.
Тогда я спросил Учителя, нужно ли оставить весточку глупым слабакам? Он рассмеялся и ответил, что если очень чешутся руки, то можно. Ему все равно, ведь скоро не станет ни этой никчемной бумажки, ни тех, кто мог бы ее прочитать.
Мне нравится излагать свои мысли письменно, поэтому я все же написал. Злые языки обязательно скажут, что я делаю сие ради утоления тщеславия. Я хохочу им в лицо!
Вот вам и предисловие; более, в этом роде, ничего не будет.
История моя начинается в пору, когда я учился, и вынужден был бедствовать, перебиваясь с хлеба на воду. Денег вечно не хватало, и я не раз прибегал к услугам старухи, которая давала деньги в рост. Проклятое убогое существо, потерявшее все людское, стало моей хозяйкой. Я день и ночь думал только о том, где бы достать средства, чтобы отдать долг. Все, чего я касался, принадлежало ей, ведь покупалось на ее гроши.
Я пал на дно самой глубокой, зловонной и убогой нравственной ямы, какая только может возникнуть на жизненном пути молодого человека. А сверху надо мной потешалась она – старуха.
В детстве я терпел истязания от родного отца. Теперь его место заняла проклятая бабка с деньгами. Это было недопустимо. Я затеялся укокошить старуху. Проведя много дней в горячечном бреду, я изобретал самые страшные виды наказания, но дальше мечтаний дело не двигалось. Чаще всего я представлял в своих руках большой колун. Размахиваюсь… Опускаю его на седую старушечью головенку, и она раскалывается, как орешек знаний.
В те дни я скудно ел, мало пил, сильно поизносился и достиг предельной степени унижения. Приходя в снятую комнату, я ложился и вспоминал свою жизнь. Не стану ее пересказывать. И вообще, если вам скучно, то прошу не читать.
Хотя… лучше дочитайте. Че я, зря писал?
В нескольких улицах от меня жила старуха с большими деньгами, а я не мог позволить себе человеческой пищи. Надменное востренькое лицо ростовщицы стояло перед моим взором, что бы я ни делал.
«Тварь я дрожащая, или право имею?» – спрашивал и спрашивал я себя, казалось, и наяву, и во сне.
И мне был ответ!
«Имеешь право», – сказал глубокий исходящий со всех сторон глас.
Я испугался: «Кто здесь?»
Меня окружила тьма, а в глубине клубящегося мрака появилась черная-черная дверь с надписью «Открой меня». Я страшился. И голос велел не бояться. Пролетело немало ночей, и в каждую мне виделась дверь. Наконец я собрался с духом и открыл.
За дверью был Учитель. Он показал мне, насколько ничтожен мир. Он дал науку, где добыть топор, куда его спрятать и сколько лучше срубить бабок.
«Одной мало! – наставлял меня Учитель. – Руби их всех, но будь хитрым. Будь умным. Будь благородным хищником в овечьей шкуре».
И я убил ту самую старуху, а с ней и родственницу.
«Ты слишком хил и глуп, – сказал Учитель. – Глупость не лечится, а силу я тебе дам. Я дам тебе ее, если ты станешь истово мне молиться. Запоминай: будешь каждый день сто раз наклоняться до земли, сто раз отжиматься от нее, делать сто прыжков с мешком песка на плечах и бегать вокруг Легендограда. Таков мой ритуал».
Я год истово молился Учителю, и в один прекрасный день он дал мне силу.
«Ну, вот, теперь сила есть, ума не надо, – удовлетворился Он. – Настало время открыть тебе пугающую правду: все умрут».
Это было откровением. Я раньше как-то об этом не задумывался. Учитель усмехнулся и добавил: «Я чувствую, ты неправильно понял сказанное. Все умрут в один день. Но вряд ли перед этим будут жить долго и счастливо».
В знак душевного трепета и удивления я сломал себе мизинец.
«Хм… – задумался Учитель. – Ну, раз тебе так удобнее… Все равно конец этого мира близок».
«Конец близок? И дальше – все?» – спросил я.
«Все. Точнее, ничего».
«Так если дальше ничего нет, то, значит, все можно?» – поразился я.
«Валяй, – разрешил Он. – Недалек тот час, когда над всей землей полетит твой топор».