— Ничего… Возьмем премию вашего колхоза. Ограбим вас… — смеется йестей и из нагрудного кармана вельветовой куртки вытаскивает сверток. — Здесь ровно сто рублей. Завтра я их ставлю на кон, и эти деньги обернутся двумя, а то и тремя сотнями. Вот так-то, юрчи.
— С пустыми карманами уедете, йестей. Мне даже жалко вас. Не знал я, что вы такой хвастун.
Тут отворилась дверь, вошла женщина с полным ведром молока, за нею уже знакомые девочка и два мальчика. Обуты они были в новые валенки ручной работы.
Йестей обернулся к ним.
Ну как, дети мои, валенки по ногам?
По йогам, по ногам, — ответила женщина. — Вот только у этого немного жмут. Но ничего, разносятся.
Конечно, разносятся. — Йестей берет из чашки кусок мяса, режет ножом. — Хорошо, что у вас есть старый йестей. А тебе, хозяйка дома, и тебе, хозяин, валенки будут готовы к осени. А завтра… Эх, о завтра даже и говорить не хочу. Особенно о тех конфетах, дети мои, которые вам куплю. Целый мешок принесу. Вот уж наедитесь! А ты, юрчи, не ходи завтра на праздник со своими деньгами. Их будет много у старого йестея. Угощу до отвала. А тебе, сестра, что купить, чем тебя порадовать? Шаль куплю… А вы, мои дети, завтра и не отходите от своего йестея. От масла да капнет, а от того, у кого есть, что-нибудь да достанется.
Хозяин нахмурился.
— Ой, йестей, осрамитесь завтра.
— Не осрамлюсь. А тебе, юрчи, видно, не хочется, чтобы скачки выиграл твой йестей? Разве то, что имеет твой йестей, не твое? Разве он не родня?
— Родня. Но у меня есть и свое имя, и свое село, и свой колхоз. Так что не за вас буду болеть, йестей. Вы уж на меня не обижайтесь. Выпейте еще пива…
— Нет, нет. Сейчас надо ехать к Гнедку. Караулить его надо, а то я вашим молодцам не очень-то верю. И седоку надо дать выспаться. Завтра скакать. Остановились мы в зимовье Чодыра. Там спокойнее и воздух чище. Ну, еду. До завтра. Самое главное будет завтра…
Йестей сидит возле шестикрылой юрты в зимовье Чодыра. Гнедко спокойно стоит у коновязи. Мальчик-седок спит на йестеевском потнике в юрте.
В зимовье пусто. Чодыр давно перекочевал на летнее пастбище. Красная, в темных пятнах луна садится за щетинистую гору. В долину льется густая, словно шерсть черной овцы, темнота. В небе проклевываются звезды. Кругом тихо, только в юрте трещит очаг. Пахнет дымом, овечьим духом, настоявшимся тут за зиму. Дремлют вершины гор.
— Хорошо дома, на Алтае, хорошо… — шепчет йестей.
И хотя прошло более четверти века, как воротился он домой, а все не нарадуется этому.
Живет йестей в селе за перевалом, пасет бычков — торбоков и нетелей. Дети давно выросли. Есть своя изба, есть скот. Что еще человеку надо? А людей всегда полно вокруг йестеевского очага. Для этого йестей держит десяток овечек. Овцы эти в год приносят по десять-пятнадцать ягнят. Но йестей, можно сказать, не видит мяса тех овечек. Всегда-то у него гости. То внуки, то правнуки, племянники. То шурин заехал, то сват, то свояк, и так бесконечно. А раз гости — надо барана резать. Да еще живьем отдать одного, иначе — некрасиво, могут обидеться. А то вдруг — свадьба. Кто-то из родичей женится, значит, надо ехать возглавлять свадьбу, и нес пустыми руками ехать, а везти барана. И не только мяса своих овечек не видит йестей, но и шерсти у него не остается. Кто-нибудь из большой родни да попросит скатать ему валенки. Но в этом ничего плохого йестей не видит. Как говорят алтайцы: человек человеком богат. Человек — тогда человек, когда у него много родни и друзей, когда люди его уважают. А в той деревне, куда приехал йестей на скачки, больше половины жителей ему — свои.
— По каким делам приехали, йестей?
— Да вот сын племянника обокрал у вас род кобяков. Обязан быть сватом.
— А на этот раз что у вас за дела? — спрашивают в следующий приезд.
— Попросили возглавить гостей в низовье Катуни.
— Ну а теперь зачем? — спрашивают через неделю.
— Кто же, как не я, должен доставить белкенчек сына моего шурина, — отвечает йестей.
Белкенчек — задняя половина туши барана, которую должны преподнести родители жениха родителям невесты. Вот ее и везет йестей, безотказный человек.
— Это по какой системе поездки? — смеется юрчи. — Видимо, колхоз вам командировочные оплачивает?
— А как же! — ответно улыбается йестей. — Ведь я прибавляю членов колхоза. На общем собрании решили: за то, что сватом, — полтора трудодня, за тойбаши, то есть когда исполняю обязанности главы свадьбы, — полный трудодень, за доставку белкенчек — полтрудодня, а за остальное — ничего.
А видели бы, как йестей ездит в город. Перед этим он отделяет от всех денег, взятых с собой, рублей восемьдесят, завяжет их в тряпочку и сует за голенище сапога. Эти деньги он готовит на угощение сыновей, дочерей, племянников и всей родии, что учатся в городе. Их у него там тридцать три человека. В прошлый раз пришёл йестей в национальную школу, вызвал двух племянников-пятиклассников. Объявил им, чтобы вся родня собралась где-нибудь, хотя бы у ворот стадиона.