У родного очага

Подумал Калап: отец его Чанмак — чабан, дедушка Алым — чабан, отец дедушки Калам тоже, чабаном был, его отец — Тас-Кара — чабан… В семи коленах чабаны! А до этих семи еще, может, семь раз по семь — и все пасли овец. Почему бы и Калапу не попробовать? Согласился. Только не посчитались с его желанием пойти в помощники к отцу с матерью. Сказали:

— Бери молодых барашков, которые в будущем году на мясо пойдут.

— Пришлось, взять.

Никого в селе не удивило, что Калап в чабаны пошел. Никаких разговоров, между людьми не было. Разговоры после пошли. Через год. Когда Калап со своими баранами в городе побывал… Этого и, сам Калап вовек не позабудет.

Красив город, ничего, не скажешь. Куда ни глянь — дрожат, мигают, струятся разноцветные огни реклам, витрин магазинов. И окна освещены — тысячи окон. Они, как и глаза у людей, светятся то радостно, то печально.

В городе гололед. Днем шел дождь, а вечером ударил мороз, и улицы — сплошное зеркало, в котором множатся огни, бьют в глаза сверху и снизу. Идешь словно посреди холодного пожара. Куда-то исчезли, пропали невзрачные деревянные домишки. Да и громадные многоэтажные здания выглядят в вечерней мгле, в сверкании огней, совсем по-иному. Их закопченные, облупившиеся стены днем нагоняли тоску. Теперь же они будто сказочные дворцы.

Рядом с тротуаром движутся автомобили — грузовики, легковушки, автобусы, фургоны… И они в этот час выглядят строже, внушительнее. Далеко вдоль улицы тянется вереница красных огоньков стоп-сигналов. Машины едут на ощупь, скользят, их заносит. Вот на перекрестке резко развернуло «Волгу», а шедший позади «Москвич» не успел притормозить и боднул ее в бок. Удар: — как хлопок бича. Зазвенели стекла, брань, крики, нетерпеливые гудки задних машин, милицейский свисток… Калап плюнул, побрел дальше.

Люди идут опасливо — ноги на скользком тротуаре держат плохо. Куда-то спешит стайка девушек. Смеются, визжат, хватаясь друг за друга. Днем они цокали тоненькими каблучками-шпильками, как легконогие косули-элики, а теперь напоминают только родившихся телят, которые и шагу ступить не могут — копытца разъезжаются. Еще девушки. Тоже не могут удержаться, хватаются за прохожих, чтобы не упасть. Калап одной руку протянул — сделала вид, будто не заметила.

На пьяных смотреть противно. Впрочем, Калап тоже хорош. В голове-то шумит… Так же кидало бы его из стороны в сторону, не откажись он добить вторую бутылочку. Он бы и не возражал, да дружок Сюнер — студент пединститута, с которым они встретились, сказал, что завтра у него лабораторная работа. И так неплохо встречу отметили. А добрались бы до донышка второй бутылки, и ничем не отличался бы Калап от алкашей, которых сторонятся прохожие. Он и сам пить не любит, и пьяных не выносит. Это сегодня муха какая-то его укусила — хватил на радостях от встречи с другом. Была и другая причина… Да о ней лучше и не вспоминать. Главное — вовремя остановился. Ноги держат крепко. Полный порядок.

Калап вышел на мост. Под фонарем вдалеке виднеется женская фигура. Может, подойти познакомиться? А что?

Девушка одета в пышную ворсистую шубку из меха неизвестно какого зверя. Калап заглянул в лицо, тихо присвистнул. Девушка! Лет за тридцать, если не больше. Брови и ресницы накрашены. Еще и курит, наверное. Насмотрелся Калап на городских девиц! У одной — вот смех-то! — волосы синие. Чуть не у всех длинные накрашенные ногти. Вообще-то красиво… Попробовали бы они с такими ногтями коров доить!

— Ну, что? Скользко, да? Держи мою руку. Не упадешь.

— Спасибо, — смеется женщина. — Я мужа жду.

— А-а…

Калап идет дальше не оглядываясь. «Мужа ждет… Просто я ей не приглянулся. Лицо у меня не такое, как у городских, и одет…»

Он навалился на перила моста, глянул вниз. Там — серая стылая вода. Сонно, торкаясь о быки моста, шуршат льдины. В горах та же река, да не та — синяя под цвет неба или темно-зеленая, густая, как навар хвои, мчится стремительно, вдребезги разбиваясь о скалы. А здесь что? Плещется лениво, мутная, течет неторопко неизвестно куда. А может, грустит о высоких белках-ледниках, где родилась, о тайге, оставшейся позади?..

Мост длинный — конца не видать.

«Умеют люди в городе работать. Через такую широкую реку мост построили, все дороги камнем, асфальтом одели…» Разные люди в городе. Калап вспомнил, как в парикмахерскую зашел. Мужик такой, хоть воду на нем вози, — стрижет-бреет! Толстый, с медвежьими лапами. «Вас постричь?» — «Можно». — «Освежить?» — «Можно». — «Массаж?» — «А? Давай!» Мужик убежал за занавеску, притащил горячее полотенце, хлопнул звонко, как парусом, в воздухе, занес над лицом Калапа.

— Не надо! — заорал Калап.

Еще один одногодок Калапа. Ловкий, быстрый. Надо же — мороженым торгует! Разве работа для парня? Калап обошел его со всех сторон, остановился, головой покачал. Чернявый парень посмотрел неприязненно.

— Чего топчешься? Мороженого хочешь?

— Не стыдно тебе с тележкой на улице стоять?

— Чего-о?

Ушел Калап от греха подальше.