У родного очага

Случилось это в девятнадцатом году. Йугуш служил в красных конных частях. Расположились в селе Алтайском. Вдруг приказ: «Двигаться вверх по Катуни». Йугуш от отряда решил отколоться и при первой возможности бежал. С ним — еще один парень по имени Чаканчак, тот тоже, не захотел в расцвете молодости лишиться своей черной головы. В том отряде среди бойцов была и молодая алтайка. Решительная, смелая, стреляла не хуже мужчин-охотников. Она-то и видела, как удрали Йугуш с Чаканчаком. Несколько раз поднимала винтовку, целясь то в одного, то в другого, но так я не выстрелила. Причина? Причина одна — тот парень Чаканчак был очень собой пригож. Прежде часто видел их Йугуш вместе. Надеялась, очевидно, встретиться когда-нибудь с ним. Но зря надеялась. Чаканчак стал телохранителем Тежулея, бандита, однажды подрался с пьяным есаулом из-за уздечки, и тот застрелял его… А девица та возьми и поведай все Сурену, хотя и взяла с него слово не рассказывать другим. Девушки тоже нет уже в живых, а Сурен нет-нет и намекнет Йугушу, что знает о том прискорбном случае, о недостойном его поведении, и как будто бы в шутку, а на самом деле, видимо, шутить не собирается. Другие, правда, не понимают этих намеков, для них Йугуш — заслуженный красный командир. Еще бы! В областном музее революции хранится наган Йугуша — сдал его он туда по просьбе товарищей, для наглядного воспитания подрастающего поколения.

А к красным Йугуш примкнул в конце гражданской войны. Сам отроду сильный человек и отличный стрелок, чтобы сохранить себе жизнь, искусно хитрил, из кожи лез вон, чтобы понравиться красным. А ведь держал он поначалу путь вместе с убегающими белобандитами в Монголию. Но тут из-за чего-то приякшалея к нему кержак Парамон. Всем, что у него есть, делится, зачем-то все вдалбливал в голову Йугуша, что если алтаец, значит, он хороший человек, друг, выручала. Всегда ходил за Йугушем, спал рядом, даже в караул просился вместе. Мужичок он был забитый, молчаливый, ходил в невыделанной бараньей шапке, никогда не расставался с нею, а когда спал, хоть и холодно было, засовывал шапку за пазуху, Йугуш все удивлялся, что же Парамон нашел в нем хорошего. Но вот однажды проснулся ночью — Парамон лежал рядом и хрустел чем-то в шапке.

Вот Йугуш и понял — все, — деньги! Тут же трудно было удержаться, чтоб не сунуть нож Парамону под мышку. Схватил Йугуш шапку — и в тайгу. В шапке оказалось и денег много, и горсть мелкого золота, часы, серьги, кольца. За два месяца промотал все это Йугуш за картами в той же долине Уймони. Стали приближаться красные, все пути оказались отрезаны, вот и решился Йугуш примкнуть к ним…

Рубец на щеке производил нужное впечатление… И никто не знал, что в действительности тот знаменитый шрам он заработал тогда, в долине Уймони, когда весело гулял на деньги убитого кержака. Между картежной игрой украли они с парнем по имени Камчы гнедого меринка. Стали свежевать гнедка. Дело было ночью, торопились — близился рассвет. Йугуш отвернул кожу на задней ноге лошади и говорит Камчы:

— Держи за копыто — сдеру кожу.

Камчы держит копыто.

— Крепко держи!.. Лады!

— Держу, держу!

— Не отпускай, — прохрипел Йугуш и что было сил дернул кожу к себе… Очнулся на земле. Камчы или не смог удержать копыта — руки-то у него были мокрые, скользкие, — или выпустил нарочно, но подкованное величиною с чугунок, копыто рассекло щеку Йугуша надвое и выбило три зуба. Затаил злобу Йугуш, а через несколько дней кто-то в тайге стрелял в Камчы, семь пуль потратил, пока добил… Теперь никто уже не мог знать, где заработал Йугуш свой шрам.

Он вернулся в родное село, а в период организации коммун быстро продвинулся «вверх». Речи легко произносил. Говорил зажигательно, никто не мог с ним тягаться. Все время был занят тогда Йугуш (как и сейчас — очень любил он быть занятым и всегда находиться при деле): скок на коня — и галопом в аймак на заседание.

И когда выбирали главу коммуны, Йугуш оказался лучшим кандидатом. И прошел единогласно в башлыки…

«Не так плохи мои дела, — думает Йугуш, забыв о сне. — Должников много, теперь пусть расплачиваются; и Кепеш, и Кукпаш… Калбак, Балыкчи…»

В прошлом году Йугуш ездил смотреть пастбища, смотреть табуны. Хотя, правду сказать, поехал просто так — отдохнуть, развеяться, подышать горным воздухом, настоянным на можжевельнике и кедре, полюбоваться альпийскими лугами и дальними видами с высоты горных круч. Приехал к шалашу, где расположились табунщики, велел заколоть стригунка. А перед отъездом (охотился четыре дня) приказал заколоть еще одного. Отделил мясо стригунка от костей, подвесил к ветвям кедра, развел под деревом огонь — решил мясо закоптить. Вечером вернулся к стоянке. Табунщики беседовали у костра и не видели, как подошел Йугуш. Йугуш не выдал своего присутствия, разговор показался ему интересным.

— Вот, говорят, если человек убьет человека, ему плохо станет, бог покарает… Враки все это, — заговорил один из пастухов.

— А может, не враки? — спросил другой.