Подростком Алеша пристрастился к охоте на щук. Ниже плотины на блесну только и попадались щуки, и то редко, в неделю раз. Шлюзовские рыбаки, издали поглядывая на парня (потом отпускного студента, а еще позже - здешнего учителя Алексея Капустина), часами мотавшего и мотавшего на катушку леску, бредущего домой с пустым спиннингом и сухим, топырившим карман, куканом, потешались над ним. Редкие дни, когда он переправлялся в деревню паромом, на виду у всех, со щучкой - а то и парой! - в глазах шлюзовских дела не меняли: случайная, глупая добыча словно для того и шла к нему, чтобы каторжный труд целой недели без отклика, без поклевки открылся во всей своей скудности. В запретке всегдашний хмельной праздник, звон и трепет в струну натянутых жилок; по-бычьи упираются усатые черные твари - без багра не взять! - жерех оповещает о себе одним, сбивающим с ног ударом, тяжело волочится по струям и ошеломленно замирает, едва жабры обожжет воздух; живой молнией мечется в глубине подсеченная щука, сражается до конца, не сдается и на песке - норовит ухватить зубастой пастью и пассатижи, и пальцы, - там всякий час добыча, промысел, а долгая охота, охота не наверняка, только в глухую непогоду.
У Алексея всегда трудная, недобычливая охота в пустыне, где, кажется, и промышлять некого, где притихшая, скрытная, немая вода безмолвствует, мягко колышется в песчаных заводях, в камышах и речной куге, ничего не обещая рыбаку. Алексей полюбил свою одинокую охоту, как никто, знал он дно Оки на большом протяжении: подводные террасы, обрывы, ямы, коряги, полузамытые песком сваи, чернодуб, затонувшие, развалившиеся лодки, мотки затянутой илом проволоки, сети, утопленные когда-то ночью при внезапном налете рыбнадзора и не отысканные потом «кошкой». В любом месте он мог закинуть блесну, наперед зная, где можно дать снасти уйти глубоко, даже и на дно, а где нужно вздернуть удильник и завертеть катушку быстро, минуя корягу или каменную гряду. Единственная его рыбалка на плотине с Клементьевым, который никогда больше не приезжал к ним, вспоминалась Алексею спустя годы дурной, не настоящей, нарушающей целостность его речной жизни, хотя той ночью, протянув матери тяжеленный кукан, он едва не заплакал от счастья и запоздалой истовой благодарности к укатившим в машине людям.
‹№ 43, 1983)
Борис Петров
Соседушки
- А у нас - соседи, - с видом заговорщицы и, как показалось Антипину, чуть испуганно прошептала жена, вышедшая встречать его у самой воды, когда он приплыл на стан после утренней ловли. И почувствовал, как ей не терпелось, чтобы он скорее вернулся, дабы сообщить ему эту новость.
- Сам вижу, - буркнул он, не глядя в ту сторону. - Подержи лодку.
Наташа старательно-неловко ухватилась за протянутое весло, он с усилием поднялся, стараясь не потерять устойчивости на мягко колышущемся, словно требуха, дне надувной лодки, перешагнул через борт на сырой травянистый берег, выложил на землю удочки, банку с червями, сумку с запасными лесками. Проделал все сосредоточенно и, только когда поднял из воды садок с уловом (в нем бурно и шумно затрепыхались серебристые сорожки и зеленые окуни, обильно разбрасывая вокруг брызги по-утреннему прохладной озерной воды), довольно улыбнулся:
- Ясно? И такие два карася попались - настоящие лапти, честное слово.
Наташа тоже радовалась рыбацкой удаче мужа. Она была милая жена: его радости светло отражались в ее душе, его тревоги пасмурной тенью ложились на ее настроение. Они жили в семье согласно. Лично ей, например, эти сторожки и окуни, даже караси- лапти были совсем не нужны - продуктов набрали вдоволь и к ухе особенной страсти не питала. Но удачная ловля на утренней зорьке - радость мужа, и ее тоже.
Правда, радости настоящей все-таки не было на душе ни у него, ни у нее. Чуть не вплотную с их синим парусиновым домиком, в каких-нибудь двадцати шагах, стоял запыленный тяжелый мотоцикл с коляской, и рядом провисала хребтиной криво натянутая маленькая полинялая палатка. Около нее прямо на росистой траве сидела рыхлая женщина в вязаной кофте блекло-свекольного цвета и белой косынке. Не обращая внимания на Антипиных, она ожесточенно скребла ногтями толстые икры вытянутых по земле босых ног. Как будто места вокруг не хватало, обязательно надо остановиться рядом… Вся исчесалась, а сидит босая, словно до нее не доходит, что пока солнце не припекло - самые комары.
- Трое, - снова торопливо прошептала Наташа. - Сам уехал рыбачить на резиновой лодке, а сын спит. Я в палатке слышу - подъехали на мотоцикле, остановились рядом. Сын говорит: «А наше место занято». Я думала, они дальше поедут, сижу тихонько. Потом выглянула, а он уже лодку накачивает, все молча. И уплыл. А они сами палатку растянули.
- Оно и видно, - пробормотал Антипин. - Мы что теперь, так и будем шепотом жить? - И сердито, громче проговорил: - Не обращай внимания.