У рыбацкого костра

Володя оперся слабыми руками, привстал, точно собирался немедленно куда-то бежать, но снова повалился, снова зашелся судорожным кашлем, брызгаясь водой и корчась на сырой траве. Яшка отполз в сторону и расслабленно смотрел на Володю. Никого на свете не любил он сейчас больше Володи, ничто не было ему милее этого бледного испуганного лица. Робкая, влюбленная улыбка светилась в глазах Яшки, с нежностью смотрел он на Володю и бессмысленно спрашивал:

- Ну как? А? Ну как?

Володя немного оправился, вытер рукой лицо, взгляну п на воду и незнакомым, хриплым голосом, с заметным усилием, заикаясь выговорил:

- Как я… то-нул…

Тогда Яшка вдруг сморщился, зажмурился, из глаз у него брызнули слезы, и он заревел, заревел горько, безутешно, сотрясаясь всем телом, задыхаясь и не стыдясь своих слез. Плакал он от страха, от того, что все хорошо кончилось, что Мишка Каю- ненок врал и никаких осьминогов в этом бочаге нет…

Глаза Володи потемнели, рот приоткрылся, с испугом и недоумением смотрел он на Яшку.

- Ты… что? - выдавил он из себя.

- Да-а… - выговорил Яшка, что есть силы стараясь не плакать и вытирая штанами глаза, - ты уто-о… утопа-ать, а мне тебя спа-а… спаса-ать…

И он заревел еще отчаянней и громче.

Володя заморгал, покривился, посмотрел опять на воду, сердце его дрогнуло, и он все вспомнил…

- Ка… как я тону-ул!… - будто удивляясь, сказал он и тоже заплакал, дергая худыми плечами, беспомощно опустив голову и отворачиваясь от своего спасителя.

Вода в омуте давно успокоилась, рыба с Володиной удочки сорвалась, удочка прибилась к берегу… Светило солнце, пылали кусты, обрызганные росой, и только вода в омуте оставалась все такой же черной.

(№ 8, 1958)

Константин Федин

Сазаны

Нас было три товарища: Коля, Саня и я. Мы жили в одном дворе и очень гордились, что всем троим нам было тридцать лет.

Саня любил подраться, но мы вдвоем с Колей были сильнее его, поэтому он нас не трогал. Ему дали прозвище «Санька Широкий нос». Он сердился, когда его так звали.

Один раз осенью мы сидели на лавочке у палисадника и разговаривали. День стоял ясный: желтобокая синица, насвистывая, винтом вилась по веткам ивы в палисаднике, и мы пристально следили за ней.

- Ни капельки не боится, - сказал я.

- Попробуй поймай, - сказал Коля.

- А что лучше ловить: птиц или рыбу? - спросил Саня.

- Рыбу, - ответил Коля.

- Как бы не так, - сказал Саня. - Птицу поймаешь, посадишь в клетку, она поет. А рыбу не успеешь поймать - она уснула, куда ее? Коту Ваське, обжоре.

- Да ты порядочной рыбы никогда не ловил. Наверно, только чехонь таскал, - засмеялся Коля.

- А ты что таскал? Баклашек? - рассердился Саня.

- И сазанов ловил, - строго проговорил Коля.

Тут я не выдержал:

- Зачем ты, Коля, врешь?

- И ничуть не вру. Нынче летом на Волге, в Беленьких, я ловил сазанов.

- А я прошлым летом с мамой жил в Беленьких, - сказал я, - там сазаны не ловятся.

- Ты в каком месте ловил?

- И с берега ловил и с дощаников.

- А надо с конторки. Там они здорово берут!

- Ты, поди, вот такого поймал? - спросил Саня и показал мизинец.

- Я в три ладони поймал, - опять строго сказал Коля и отмерил на руке три ладони, до локтя.

- Завирай! - тряхнул головой Саня. - Вот как дам тебе…

- Попробуй, - сказал Коля и подвинулся ко мне.

Я тоже подвинулся к нему, и Саня отвернулся от нас в сторону.

Синица в этот момент оторвалась от ветки и быстро полетела, ныряя в воздухе, а ивовая ветка долго раскачивалась, точно прощаясь. Я глядел вслед синице, пока она не исчезла, и мне вдруг стало грустно, что лето прошло и не возвратится, и я увидел, что и Саня с Колей тоже подумали о чем-то грустном, только Саня все еще сидел отвернувшись.

- Ты правду говоришь, что в три ладони? - спросил я.

- Знаешь, что, - сказал Коля вместо ответа, - давай с тобой поедем в Беленькие.

Он глядел на меня своими желтыми смелыми глазами, и я подумал: «Нет, Коля врать не может».

- Как же мы поедем?

- Очень просто, на пароходе. Утром поедем, после обеда - назад.

- А деньги?

- Пустяки какие! - сказал Коля, ткнулся подбородком в мое плечо и шепнул на ухо:

- У меня деньги есть, хватит.

Саня встал, сделал три шага, обернулся, сказал нам:

- Не больно надо, завиралы! - и ушел.

- Санька Широкий нос! - крикнул я ему вдогонку.

Он погрозил нам кулаком, а мы стали обсуждать, как поедем ловить сазанов.

Через день, как обычно, мы с Колей вышли поутру в школу, но на полдороге повернули в другую сторону и пошли тихо улицей на Волгу. Сначала мы не глядели друг на друга, чтобы кто-нибудь не догадался, что мы в сговоре. У нас в карманах были волосяные лески с крючками, а в школьных сумках - завтраки. Мы шли все быстрее и быстрее и, наконец, пустились бегом.

Когда мы прибежали на берег, раздался отчальный гудок парохода, на котором мы должны были ехать.

- Гу-гу, - прогудел он коротко, что на пароходном языке означало: прими сходни, я поехал.

Мы бросились со всех ног на пристань. Сходни были убраны, носовая чалка уже отдана, и капитан громко скомандовал с мостика:

- ОтДай кормовую!

Молодой парень бежал к кормовой чалке, а мы неслись следом за ним.