У. С.

Может, показать открытки психиатру? Но что может сказать ему психиатр? Откуда ему знать то, что хочется знать Уолтеру: нужно ли опасаться этого У.С?

Лучше пойти в полицию. В полиции привыкли иметь дело с ядоносными перьями. Если же над ним посмеются тем лучше.

Однако смеяться они не стали, а сказали, что, как они полагают, эти открытки — злая шутка и что У.С. вовсе и не собирается предстать перед ним собственной персоной. Потом спросили, нет ли такого человека, который имел бы на него зуб. «Не думаю», — сказал Уолтер. Они тоже склонялись к мысли, что открытки посылает женщина. Еще сказали, что не надо беспокоиться, а если открытки будут приходить и дальше, то просят об этом сообщить.

Немного успокоившись, Уoлтер отправился домой. Разговор в полиции подействовал на него благотворно. Он стал перебирать его в уме. Он сказал им чистую правду: у него не было врагов. Он не был человеком, отличавшимся большой силой чувств, а те, что у него были, он отдавал своим книгам. Он вывел в своих книгах несколько довольно мерзких типов, но не в течение последних лет. В последние годы ему стало противно создавать по-настоящему скверных мужчин и женщин: он находил это морально безответственным и к тому же художественно несостоятельным. Яго — миф. В каждом есть что-то хорошее. В последнее время — тут он был вынужден признать, что вот уже несколько недель, как он не брался за перо, так угнетала его история с открытками — если ему было нужно изобразить действительно плохого человека, он изображал его нацистом, существом, сознательно отказавшимся от всех человеческих качеств. Но в прошлом, когда он был моложе и был более, нежели теперь, склонен видеть все в черном или белом свете, он раз или два дал себе волю. Он не особенно хорошо помнил свои старые книги, но в его романе «Отщепенец» был персонаж, с которым он действительно разделался беспощадно. Он писал о нем с необычайной яростью, словно он был живым человеком, которого он пытался вывести на чистую воду. Наделять его всевозможными дурными свойствами доставляло ему странное удовольствие. Ни разу не дал он ему благости сомнения. Ни разу, даже тогда, когда он на виселице понес наказание за свои злодеяния, жалость не шевельнулась в душе автора. Он был так взвинчен, что одна мысль об этом крадущемся мрачном, исполненном злобы существе почти пугала его.

Странно, что он не мог припомнить его имени.

Он снял книгу с полки и перелистал страницы. Даже и теперь на него повеяло чем-то неприятным. Да вот он, Уильям… Уильям… надо заглянуть вперед, чтоб отыскать фамилию. Уильям Стэйнсфорт.

Его собственные инициалы.

Уолтер решил, что это совпадение еще ничего не значит, но оно подействовало на ход его мыслей, ослабив сопротивление его навязчивой идее. Ему было так не по себе, что, получив следующую открытку, он даже почувствовал облегчение.

«Теперь я совсем рядом», — прочел он и невольно перевернул открытку на другую сторону. Его взору предстала знаменитая центральная башня Глостерского собора. Он уставился на нее так, словно она могла ему о чем-то поведать, потом, сделав над собой усилие, принялся читать дальше:

«Как Вы могли догадаться, мое передвижение не вполне в моей власти, но поскольку все идет хорошо, очень надеюсь увидеться с Вами в конце недели. Тогда у нас и впрямь будет схватка. Любопытно, узнаете ли Вы меня!

Мне не впервой придется воспользоваться Вашим гостеприимством. Сегодня вечером руки у меня холодноваты, но рукопожатие, как и прежде, исполнено сердечного тепла.

Вечно Ваш У.С.

P.S. Не напоминает ли Вам кое о чем Глостерская башня? Скажем, о глостерской темнице?»

Уолтер тотчас же отнес открытку в отделение полиции и спросил, не может ли он рассчитывать на охрану полиции на время уик-энда. Улыбнувшись ему, дежурный офицер сказал, что он уверен, что это шутка, но он поручит кому-нибудь последить за его жилищем.

— Вы до сих пор не представляете себе, кто бы это мог быть? — спросил он.

Уолтер покачал головой.