У самого Черного моря

– Прости, господи, раба твоего Григория, дерзнувшего на собственных поминках выпить.

* * *

Прогнозы летчиков не оправдывались. На другой день и на третий, и на четвертый прохладней не стало. Ни на земле, ни в воздухе. Трое суток шли бои за Армянск. Немцы при поддержке авиации по нескольку раз в день контратаковали. Когда наши войска овладели Армянском, отдельные подразделения дрались еще на Турецком валу и у «Червоного чабана». Определить линию фронта с самолета было невозможно. Командарм отдельной 51-й армии отдал приказ отойти к Пятиозерью.

На машине Колесникова летали другие летчики – у кого мотор меняют, кому в бою колесо пробило или систему охлаждения. Не сидеть же без дела, если есть самолет исправный. Как-то я, подтрунивая, спросил Алексея:

– Машину свою для варягов держишь?

– Не виноват же я, что не выпускаете.

Пришлось мне остаться с ним на дежурство и дать провозные. Проверил с инженером знание техники, взлет, посадку, полет по кругу, сходил с ним недалеко в зону. Летать человек может, хорошо даже летает.

– А воевать, если сразу не собьют, научишься, – пошутил я. – Главное не робей. В воздушном бою не думай, что тебя противник перехитрит, а старайся сам изловчиться и сбить его. И еще золотое правило: сел «мессершмитту» на хвост, оглянись, нет ли на твоем хвосте другого. Меня так учили и тебе пригодится. Старайся подойти ближе, бей с короткой дистанции короткими очередями. Остальное сам поймешь.

Выпустили Колесникова с группой Филатова на несложное задание: сопровождать штурмовиков через залив до небольшого железнодорожного узла и обратно. В тот день это задание было несложным для истребителей потому, что вся вражеская авиация действовала на Перекопском перешейке и на направлении нашей наступающей 9-й армии. Вернулись с задания благополучно. У Перекопского побережья случайно попалась четверка «мессершмиттов». Схватились накоротке. Но у немцев, видимо, другое задание было или возвращались на свою базу с горючим в обрез. Гнаться же за этими скоростными дьяволами не имело смысла.

На стоянке Колесникова окружили друзья, поздравили с первым боевым вылетом. Подошли и мы с командиром и комиссаром.

– Жив? – спросил я Алексея.

– Живой, товарищ старший лейтенант. Вот только с «мессерами» связываться, того гляди, шах и мат получишь.

Алексей был заядлый шахматист.

– Трусишь?

– Да нет, – безобидно отозвался Колесников. – Не из робкого десятка. Просто не знаю: может ли наш фанерно-перкалевый «як» с такой зверюгой тягаться? Вот и боязно поначалу.

Некоторые засмеялись.

– Дерутся-то не машины, а люди, – заметил Ныч.

– Э-э, товарищ комиссар. Так там же асы сидят.

– A ты откуда знаешь? – вставил Филатов. – Может какого-нибудь желторотого птенца посадили, а ты его зa аса принимаешь.

Летчики посмеивались. Сами побывали, каждый в свое время, в положении Колесникова, только не хватало смелости в этом признаться. Вспомнил и я свою первую встречу с «мессершмиттами». Как тогда Филатов сказал: «Бить надо, а вы ему хвост нюхаете». Но мне в первой же встрече с противником довелось быть нападающим, а тут человек только прикрывает, не испробовав еще всю силу машины, видимо, и в самом деле не верит в свой самолет. Надо ему в бою показать, что наш Як-1 не уступает «мессершмитту».

Уснул Колесников крепко, утром едва добудились. Умываясь, за дверью слышал, как он с товарищами делился:

– Ну, прямо, тебе воздушный бой истинный. Только будто бы не совсем небо, а огромная шахматная доска. И гоняю я во сне по этому шахматному небу аса с желтым ртом, да все шах ему, все шах…

– А мата так и не поставил? – пошутил кто-то. – Ничего сейчас пойдешь к Пятиозерью, с немцами партию и доиграешь. Да не забудь: оторвешься от авдеевского хвоста – матом обеспечен.

Советов посыпалось больше чем нужно. Предупреждали, мол: Авдеев в бою непрерывно делает такие сложные, резкие и неожиданные выкрутасы, что удержаться хвост почти невозможно. Пока удается это двум – командиру звена Филатову и сержанту Платонову.

Пришлось прервать этот затянувшийся «инструктаж», – как бы заранее не испугался потеряться в бою от ведущего больше, чем предстоящей встречи с «мессершмиттами».

До вылета эскадрильи на сопровождение бомбардировщиков оставалось добрых полчаса. Решили выпустить нас с Колесниковым на разведку воздушной обстановки в районе цели. Комэск поставил задачу, спросил, все ли ясно и дал «добро». Друзья до самого самолета напутствовали Колесникова. Но Алексей их почти не слушал. Он был неузнаваемо серьезен.

Взлетели, прошлись над аэродромом по коробочке (квадратный маршрут) и легли на курс. Больше сотни глаз долго смотрели нам вслед.

Когда выполнив задание возвратились, Колесникова встречала вся эскадрилья: каждому хотелось убедиться в рождении еще одного бойца.

Алексей подрулил к стоянке, вылез из кабины сияющий. Стал на землю, будто на качающуюся палубу.

– Жив? – спросил Любимов посмеиваясь.

– Живой, товарищ капитан. – Алексей стянул с головы шлем и ударил им со всего маху об землю.

– Ни черта теперь не боюсь я «мессершмиттов». Чистые они медведи.