У самого Черного моря. Книга III

За город-герой, за родной Севастополь,
В веках русская слава о нем прогремит,
Вперед, боевые орлы, в бой жестокий,
Добейте врага, чтоб не скрылся бандит…

Ребята улыбались: слишком несовершенными, даже для неискушенного читателя, были эти строки. Наверное, их сочиняли вчера прямо ночью, прямо в номер. Сочиняли искренне, хотели нас порадовать.

А всего через сорок минут прозвучала команда боевой тревоги:

— По самолетам!

Истребители выруливали на старт, взлетали и брали курс в сторону Крыма.

Штурмовик подбит над целью

Бывает, что и сухие строки звучат как музыка. Например, как вот эти: «Вечером 10 апреля командующий Отдельной Приморской армией генерал Еременко А. И. по согласованию с представителем Ставки Верховного Главнокомандования Маршалом Советского Союза К. Е. Ворошиловым отдал приказ о переходе в наступление. В связи с тем, что противник стал поспешно отводить свои основные силы, командующий армией приказал артиллерийское обеспечение наступления проводить методом коротких, но сильных артиллерийских огневых налетов. Одновременно на 4-ю воздушную армию была возложена задача мощными ударами штурмовой и бомбардировочной авиации поддержать наземные войска… Авиация Черноморского флота должна нанести ряд ударов по плавсредствам противника в порту Феодосия». А это уже «по нашей части». Что ж, — не подведем!

* * *

Утром разворачиваем «Правду». Статья Леонида Соболева: «Словно какая-то сила восторга, торжества и жажды окончательной победы несла людей на траншеи, доты, на орудия и пулеметный огонь отчаянно сопротивлявшегося врага, несла вперед — к Севастополю».

У нас, летчиков, крылья были всегда. Но что-то, наверное, случилось и с нами: такого внутреннего, духовного подъема в полку никогда не было. Люди буквально рвались в бой. Готовы были летать непрерывно. Днем и ночью, лишь бы приблизить час разгрома врага.

Крылом к крылу мы шли в атаки вместе с бомбардировщиками и штурмовиками. Мы делали одно общее дело и вместе переживали и победы, и неудачи друг друга. И уже нельзя было сказать, чьими подвигами мы более гордились после проведенных операций — «своими» или «чужими». Теперь все было «нашим». Вот почему мы так переживали случай, происшедший с экипажем штурмовика Ил-2, который вел лейтенант Николай Астахов. Произошло все это 8 апреля в районе Армянска.

«Ил» уже выходил из атаки, когда за спиной Астахова раздался оглушительный взрыв. Николая взрывной волной сильно прижало к штурвалу.

«Прямое попадание, — пронеслось в мозгу командира. — До своих не дотянуть…»

Штурмовик коснулся земли, подпрыгивая и переваливаясь с боку на бок, прочертил черную полосу и наконец замер.

Астахов огляделся. Справа, вдалеке, синели холмы с древними развалинами крепостных построек. «Ясно — Турецкий вал».

— Вася, выбираемся! — крикнул Николай стрелку-радисту Сидорову, откидывая фонарь кабины.

И только сейчас Астахову стало ясно: положение их безнадежно. Самолет окружали гитлеровские автоматчики.

Сидоров, наверное, не успел их заметить. Он высунулся из кабины и тут же был прошит автоматной очередью.

«Нет, живым вам, гады фашистские, не дамся!» — Астахов поспешно расстегивал кобуру.

Ощутив в руке шершавую рукоять пистолета, он вдруг успокоился. Словно не было ни этой вынужденной посадки, ни немцев, облепивших самолет со всех сторон и истошно кричавших:

— Выходи! Все равно — капут! Плен… Понимайт — плен. Сохраняйт жизнь…

Астахов поднял пистолет.

Но, видимо, фашисты зорко следили за каждым его движением: несколько автоматных очередей раздалось почти одновременно.

Лицо обожгло. Из раны на щеке обильно потекла кровь.

Он с трудом перевалил тело через борт машины, но тут же потерял сознание.

Связанного, окровавленного Николая фашисты волоком потащили к своим окопам.

А бой на земле продолжался. Астахов был в беспамятстве и не мог видеть, как немцев выбили из окопов и погнали к Каркитинскому заливу.

Отступая, гитлеровцы прихватили с собой и нашего летчика.

Они не бросили и не пристрелили его и тогда, когда пришла ночь, и под покровом ее остатки разгромленной группировки врага на всем, что только попадало под руки — лодках, плотах, бочках, — перебирались на другую сторону залива, Здесь их ждали машины.

Уже очнувшегося Николая бросили в кузов. Рядом сели два автоматчика. Астахов видел, что уже брезжит рассвет и понимал, что с началом нового наступления его непременно прикончат.

Действительно, вскоре вокруг машин с грохотом стали рваться наши снаряды.

Машина, где лежал связанный летчик, рванула с места и быстро стала уходить.

За ней — Николай успел заметить — на полной скорости шло еще несколько немецких грузовиков.

«Ага! Драпаете! — с удовлетворением подумал Астахов. — Далеко не удерете!..»

По кузову защелкали пули, автоматчики мгновенно рухнули на пол кузова. Над машиной прошли два «яка».