У самого синего моря. Итальянский дневник

Тошнит меня теперь от больших магазинов и – чуть было не написала «общественных столовых» – больших ресторанов. Это какая-то в корне неправильная чудовищная советско-американская идея. Давайте я сразу признаюсь: я в Америке не была, так что, может, я совсем не права, и там полно своих прекрасных маленьких забегаловок, где меню состоит из трех блюд, написаны они от руки, готовит хозяин сам, да так, что пальчики оближешь… Может, и есть, но, опять же, не американские, а итальянские… А если серьезно, то скажите, сколько мы времени в день не заняты своей работой? Утром – десять минут за завтраком. Днем – час за обедом. Вечером… Нет, я понимаю, что у всех разная жизнь, но вот у некоторых большинство послерабочих часов проходит удручающе однообразно: купить еду, принести еду, приготовить еду, съесть еду. А все разнообразие заключается в том, что иногда в кровать падаешь, помыв посуду и почистив зубы, а иногда, падая в кровать, думаешь: да гори они синим огнем, и зубы, и посуда…

И вообще, чем отличается, в сущности, искусство кулинарии от театрального искусства? И то и другое недолговечно. И то и другое бывает разного качества. И то и другое восходит к древнейшим временам («хлеба и зрелищ!»). И то и другое может служить источником чистой радости. Так почему театр – это, понимаете, храм, а еда – это фастфуд разной степени быстроты, но равной степени обезличенности?

Можно, разумеется, не обращать внимания на оценивающие взгляды метрдотелей дорогих ресторанов и острой ненависти официантов (не видели? А вы на их спины смотрели? Нет? Какие выразительные у них спины!). Только на хрена нам весь этот апофеоз лицемерия, называемый хорошим сервисом, если бывает пища, приготовленная с любовью, стаканы, раскрашенные с улыбкой, стол, сделанный специально для тебя и занавески, простроченные бабушкой на стареньком «зингере». Да не важно, что у тебя, нет бабушки, она не умеет шить или у нее нет «зингера»! Та бабушка, которая тебе поможет выбрать ткань, расспросит тебя про твою семью и квартиру и прострочит для тебя шторы, будет тебе как родная. А занавески будут… Вы меня спрашиваете, где эти бабушки? Нет, это я спрашиваю, где эти бабушки! И зачем нам Coin вместо бабушек, Zara вместо тетушек, хлебозавод № 2 вместо знакомого булочника, супермаркет вместо мясника и пирожника, а ресторан «Пушкин» вместо милого и смешного дядьки, у которого ресторанчик три на три метра, а кухня пятнадцать на пятнадцать и который помнит лучше тебя, что ты ела здесь в прошлый раз?

Я знаю, что у нас в России этого всего мало. В России этот класс уничтожали с редкой настойчивостью. Но вот когда в Катанье видишь вывеску Мах Mara на стареньком домике с балконами, разноцветным бельем на веревке, облупившейся краской и прочими атрибутами старых итальянских фильмов – так грустно… Ужас! Хочется толстую тетку с грудями как две дыни, усами и перманентом, которая бы причитала над твоей худобой: «Dio mio! Всего сто сантиметров в бедрах! Как же ты будешь себе мужа искать?» Чтоб ее муж улыбался себе в усы, строча на «зингере», и бормотал себе под нос, что ЭТА синьорина уж как-нибудь, да найдет, а ты бы гордо сообщала, что уже нашла, а тебе чтобы говорили: «Ах, простите, синьора, колечко такое маленькое, я и не заметила», а дядька с усами сказал, что и не сомневался, а тетка с усами говорила: «Да я знаю, куда ты смотришь! Простите его синьора, он вечно только вид делает, что шьет…» – а ты бы на это…

Но вместо всего этого есть три фифы у вешалок, пустой зал, и взгляды, сканирующие твою платежеспособность. Да люблю я и Макса, и Мару, и свои штаны, пошитые трудолюбивыми Дольчей с Габбаной, провались они пропадом! Нет, я не имею ничего против гомосексуалистов!

Все, ребята, приехали. Мы уже в Палермо. Про красоты природы я вам потом расскажу, а сейчас я пойду сок пить. Свежевыжатый. Из сицилийских апельсинов. Апельсины сорок чентезимо килограмм. Один сок, пожалуйста. О, как он на меня посмотрел! А… это я его от футбола отвлекла… Гм, извините, а каноли у вас есть? Понимаете, мне сказали, что на Сицилии… каноли… или каноне… Или канетте? «Черт подери, канетта – это же косячок!» Что-то сладкое, называется… «Черт возьми, как же оно называется? Или это она? Оне?» Спасибо. Извините. А сдача? Опять не понимает! Ну и что мне теперь, в «Макдоналдс», что ли, идти?