У самой границы

Но пора было идти к Лаврову, и ребята, перебежав двор, осторожно пробрались в его комнату. Там Саша прибил полку, Нюра поставила на полку цветы и фотографию Кати. Рядом с цветами ребята положили все альбомы старшины. Когда они были здесь на разведке, Славка заметил, что один альбом Лавров отложил в сторону и не дал им смотреть. Ну, раз не дал, значит и не надо. Но все-таки сейчас Славка, мимоходом заглянув в него, позвал Сашу, и они увидели, что в этом альбоме, куда ни повернись, всюду была Катя. Катя и сидит, Катя и стоит, Катя сетку тянет, Катя улыбается, Катя цветы нюхает, Катя домой пошла — все Катя да Катя! И что он нашел в этой Кате!? Сколько бумаги перепортил! Славка даже смотреть больше не стал.

Нюра отобрала у них альбом, дернула их за носы и сказала, чтоб они не лезли в дела, которых не понимают. А разве они не понимают? Они понимают…

Но полка — это был еще не самый главный подарок. Предоставив Нюре хозяйничать в комнате, Саша и Славка занялись делом.

Рядом с комнатой у Лаврова была небольшая каморка, оборудованная старшиной под фотолабораторию. Здесь ребята поставили в углу на высокую подставку бочонок, который опять-таки дала им Нюра, налили его доверху водой и повесили длинную резиновую трубку, чтоб устроить сифон, потому что для промывки пластинок обязательно нужна была проточная вода. Опустишь конец трубки в бочонок, а другой перевесишь через край, воду потянешь в себя — и побежит струйка, пока вся вода из бочонка не вытечет.

Когда они совещались с Зозулей насчет подарка Лаврову, тот им прямо так и сказал, что фотография — «темное и мокрое дело», и умывальная раковина в лаборатории обязательно нужна.

Раковину помог им сделать Цюра, впаяв жестяной патрубок в оцинкованный таз.

На складе у него оказалась покореженная выхлопная труба от какой-то подорвавшейся на мине автомашины. Цюра подобрал ее возле дороги и приберегал до случая. Вот случай и подвернулся! Он сам опилил ножовкой и выровнял край трубы, потихоньку от Лаврова прикинул, как ее нужно было изогнуть, теперь только оставалось вывести трубу через пол в фотокомнате Лаврова.

Вот тут-то уж пришлось им помучиться как следует. Саша и стамеской половицу долбил, и ножовкой пилил, и топором ее тюкал. Славка раз двадцать выбегал во двор и лез под дом.

— Еще давай! — как из-под земли кричал он, и Саша опять долбил, пилил и тюкал. Наконец в отверстии показался свет, и от земли потянуло свежим сыроватым воздухом. Вдвинув трубу, они укрепили ее чурками и битым кирпичом, дырку в полу замазали глиной, а из-под дома прорыли канавку, чтоб вода стекала за казармой по склону,

И вот настал долгожданный момент. Саша, Алька и Нюра вышли из дому. Славка остался в комнате лить воду.

— Давай! — крикнул Саша.

Наступила тишина. Вдруг из-под дома побежал ручеек, растекся по пригорку и скрылся в зелени.

— Хватит! Идет! — крикнул Саша, но Славка, наверное, расстарался, включил сифон и налил целый таз: ручеек все бежал, Нюре даже пришлось постучать в стенку.

Ребята стояли и любовались своей работой. Особенно был доволен Алька: с матерью он дарил ноты, а со Славкой и Сашей — водопровод. Пожалуй, это было не меньше, чем один Тобик.

— Теперь к Зозуле пошли! — сказал Славка, и ребята, захватив ноты и главный подарок Зозуле — подставку для нот, отправились к кухне.

В это утро Зозуля перебрался из-под навеса в только что отремонтированную большую и светлую столовую.

На кухне от новой плиты тянуло дымком, кое-где на полу виднелись не отмывшиеся брызги известки, но Зозуля был счастлив. Ради праздника, ради целого взвода приехавших на катере гостей он решил отличиться и приготовить к ужину сдобных булочек.

Поставив перед столом длинную широкую скамейку, Зозуля взгромоздил на нее деревянную бадью и принялся месить тесто, посыпая его толчеными орехами.

Арап, выставив усы вперед и распушив хвост, на цыпочках обошел помещение. Все оказалось в порядке, все как следует, и он уселся под скамейкой у ног Зозули, подвернув лапы и недовольно шевеля ушами: скамейка ходила ходуном, бадья ездила на месте, тесто пыхтело под руками Степана.

Когда Саша, Славка и Алька подошли к новой столовой, раскрасневшийся Зозуля с засученными рукавами выбежал на крыльцо и на десять шагов не подпустил к кухне.

— Вечером приходите, а сейчас и не просите — не пущу,- сказал он и, растопырив руки, грудью загородил дверь.

— Да нет, дядя Степан, мы в кухню не пойдем,- заверил его Славка.- Мы пришли поздравить вас с годовщиной обороны заставы,- и Славка передал ему Нюрины ноты, а Саша — покрашенный той же краской, что и этажерка дяди Андрея, новенький пюпитр.

Услышав, что его поздравляют с праздником да еще и подарки принесли, Зозуля сразу переменил тактику. Он в один миг просмотрел ноты и принялся на все лады расхваливать пюпитр. Уж он и ножку пальцами проверил, не остался ли какой сучок или задоринка, и крестовину, в которой была укреплена ножка, и дощечку с планочкой, на которую ставят ноты,- все было сделано хорошо, и ребята видели, что Зозуля и в самом деле доволен.