У шоссейной дороги (сборник)

Ни звука. Никого вокруг. Значит, я ослышался. А хочется думать, верить, что это она звала меня в ночи. Я готов соскочить с ходка и мчаться навстречу ей, во мглу. Вздрагиваю от мысли: слуховая галлюцинация. Просто я думал о ней и вот… Жаль, что не прочитал ей стихи, которые сочинил на днях:

Исходил и немало дорог,
Изучил я большие пути.
Но такую, как ты, я не мог
На родимой планете найти…

Снова сажусь в ходок и понукаю лошадь. Приеду и возьмусь за дело, ни о чем не буду думать.

Я устал и не заметил, как уснул. Лошадь свернула на боковую дорогу и куда-то забрела. Я не слыхал, когда она остановилась, как кто-то выпряг ее и пустил на выпас. Проснулся утром. Над лесом грачи подняли крик. Свежо. Лежу в коробе, поеживаюсь и смотрю на светлое холодное небо. Слышу незнакомые голоса:

— Поди пора будить, а то опухнет…

Интересно: куда я попал, что это за люди? Приподнял голову: к лесу прижались два бревенчатых домика, за березовым пряслом — ульи. Из турлучного круглого пригона, покрытого пластами, идет дым, пахнет приятно. На лужайке два ходка, в коробах лежит сбруя: хомуты, седла, дуги. Вон трактор «Беларусь», тут же кобыла с жеребенком. В стороне, на берегу небольшого озера, раскинулся обширный огород, чуть выше — сад. Вдали на лугу — гурты коров.

Ко мне подошли мужчина и два подростка. Я спросил, где нахожусь.

— Ты попал в Прудки, во вторую бригаду колхоза «Маяк».

Я назвал себя. Мужчина пригласил в дом. Жена его, полная, очень подвижная, веселая женщина, приготовила завтрак.

— Видно, вчера лишку хватил, коль сам не знаешь, куда попал? — спросил хозяин.

— Чем вы здесь занимаетесь? — интересуюсь, поглядывая в окно.

— Огородничеством, садоводством. Но без пчел не получишь высокий урожай. Пришлось пасеку заводить.

— Сколько накачиваете меду?

— Ни шиша.

— А такие сады-огороды в каждом хозяйстве есть? — спросил я.

— Почти в каждом.

У меня снова мелькнула мысль: а что, если такие мелкие пасеки объединить, отдать в хорошие руки, механизировать? Тогда бы можно было обслуживать пчелами (именно, обслуживать) все колхозы и совхозы, опылять гречиху, подсолнечник, донник. Да плюс к тому накачивать много меда. Но где найти эти руки, кто возьмется за беспокойное и трудное дело? С чего начинать? А уже пришла пора начинать…

…Адам, услышав стук колес, обрадованно кинулся ко мне. Он был спущен с цепи.

Кузьма Власович торопится навстречу, на ходу набивает трубку табаком. Он чем-то встревожен. Кожа на впалых щеках почернела, глаза воспалены.

— Чуть не сгорела пасека, Иван Петрович! Вот напасть какая! — кричит он.

— Что такое? От костра? — Я спрыгиваю с ходка на дорогу. Сразу как рукой сняло хорошее настроение.

— Нет. Как ты уехал, я сел в лодку и поплыл к сетям.

— Так.

— Ну, плыву спокойно, покуриваю. Вдруг на пасеке Адам залаял. А он зря не лает. Присмотрелся и вижу возле домика грузовик, какие-то люди носят ульи. «Воры», — промелькнуло в голове. Живо поворачиваю лодчонку назад. «Эге-гей!» — кричу и на весла жму что есть силы. Упарился. Руки трясутся. Не успел приткнуть лодку к берегу, а грузовик-то покатил к лесу. «Ну, все, отсторожил. Будь ты треклята и рыбалка эта». Тороплюсь, спотыкаюсь, а самому воздуху не хватает. Около изгороди остановился, осмотрелся. Вроде все в порядке. Все на месте. Пошел на просеку, а там чужие ульи.

— Чьи? — спросил я и вспомнил просьбу старика с пчелосклада: «Нельзя ли привезти к вам пчел?»

— Ульи начальника управления Рогачева, — продолжал Кузьма Власович. — Он, вишь ли, без спросу привез к нам десять домиков, приткнул их около прясла. А наши-то пчелы скопом напали на непрошеных гостей и пошел бой-грабеж. Шофер, что возит Рогачева, говорит, мол, чистые звери у вас, а не пчелы. Пришлось дымить, чтобы наших прогнать. А свои ульи они взвалили на машину и увезли в просеку.

Я молча распрягал лошадь, хмурился от злости на Рогачева.

— Так вы и не поговорили с этим…

— Как же, говорил. Пошел я в лесную прогалину, куда нырнула ихняя машина. На поляне ульи, тут и сам начальник — маленький, занозистый и его шофер по прозвищу Тюха. Сидят, покуривают. Вот я и спросил: кто, мол, вам, товарищ Рогачев, разрешил такие дела творить? А он растер горящую папироску пальцами, обжегся, видно, плюнул и набросился на меня, что твоя шавка: «Да ты кто такой, чтоб я перед тобой отчитывался? Ты что за спрос?» — «Сторож, говорю, че, не признаете?» — «Вот и сторожи то, что тебе доверено. А то сыму с работы». Тут уж я вспылил: «Руки коротки. Я к тебе в сторожа не нанимался. А ты че делаешь? Самоуправством занимаешься? Ты мог бы совхозную пасеку сгубить. Поеду в район, там разберутся». Он тут поостыл, папиросочку даже предложил, чтоб я успокоился. Вот ить дела какие, Иван Петрович.

Старик немножко помолчал и выбил из трубки пепел о свою деревянную ногу.