У смерти твой голос

– Мы подошли ближе, сама не знаю зачем, а Чан Чон Мин заорал на нас, оттеснил к двери, и тут они взорвались. – Она всем телом вздрогнула. – Я… я думала, что умерла. Все так быстро: мир прямо на куски разнесло, нас отбросило, сверху что-то посыпалось. Потом сказали, перекрытие обвалилось прямо на нас. Я в себя уже в больнице пришла. – Ми Рэ потерла грудь. – Мы чудом выжили, даже не слишком пострадали. Ушибы, переломы, сотрясения – да, но даже без разрывов органов обошлось. Какая-то балка закрыла нас от остальных обломков. Врачи поверить не могли, что мы не отравились угарным газом, но… – Она с бледной улыбкой развела руками. – Судьба! Мы выжили, все трое. И знаете, что самое обидное? Если бы мы умерли, это была бы самая тупая смерть на свете. В здании не было людей, мы никого героически не спасали, просто поперлись втроем осмотреть ресторан, а хозяин был жадный и глупый. Чан Чон Мин был ближе всех к эпицентру, он нас загородил и дольше всех не приходил в себя. А после выписки нас всех повысили: ему дали чин инспектора, Гилю – сержанта, а меня из стажеров перевели в полицейские. И даже в патрули не гоняют особо – меня вон вообще за комп посадили. Сейчас все по городу новые камеры развешивают, а нас оставили тут, берегут. Хеппи-энд.

Последнее она сказала так грустно, что я решила спросить:

– За компом хуже, чем в патруле?

– Дело не в месте, а… – Она сердито качнула головой. – Нам ни к чему опасному близко не дают подойти, несмотря на повышение. Старший инспектор не может в себя прийти, что чуть троих не потерял. А я не для того училась! – Ми Рэ тяжело вздохнула. – Мне кажется, если б нам дали работать по-настоящему, мы быстрее оправились бы. Они оба так изменились! У инспектора руки дрожат, он, вон, побриться не в состоянии, норматив по стрельбе с тех пор сдать не может, ходит без оружия. Мрачный такой стал. А Гиль, наоборот, притворно-веселый. Я сплю плохо. Хочу такое расследование, чтобы вообще обо всем забыть!

– О чем сплетничаете, девчонки? – фамильярно спросил Гиль, подойдя наконец к нам.

– О тебе, естественно, – фыркнула Ми Рэ и предостерегающе глянула на меня: дескать, молчите, а то прибью.

Я охотно кивнула. Гиль отнес меня к «девчонкам», а Ми Рэ, кажется, зарыла топор нашей вражды, каким-то шестым чувством распознав мои истинные симпатии. Все это было волнующе и прекрасно: у меня долгие годы не было друзей. С парнями я не могла дружить, чтобы не влюбиться, с девчонками – потому что завидовала им. А сейчас я почувствовала себя частью команды, дружеской компании, где люди угадывают, кто тебе нравится, и делятся секретами. Еще один подарок, который сделал мне полицейский участок Андон-Юг.

– У меня есть план, – заговорщицки сказал Гиль, подарив мне еще немного этого сладкого чувства общности. – Детектив из особо тяжких так верит в камеры наблюдения, аж тошно! В бармена-убийцу он, может, и поверил бы, хотя патологоанатомы опять ничего не нашли, но бармен-то в ночь одной из смертей даже близко к рабочему месту не подходил. Короче, на теорию с баром детектив забил, а мне кажется, что-то в этом есть. Бармен предполагаемую ночь убийства все равно проведет в камере, насчет него можно не волноваться, но я думаю, надо покрутиться ближе к месту действия. Я просил детектива выделить на это людей, он не хочет. Короче, я собираюсь в штатском потусить вечером в «Синих Струнах». Никому меня не выдавайте!

– Гиль! – рассердилась Ми Рэ. – И что ты сделаешь, если что-нибудь заметишь?

– Что за вопросы! Я коп или кто? Предотвращу. Я не могу просто сидеть и ничего не делать, понимаешь? Тут хоть какая-то зацепка.

– Я с тобой.

– Ну уж нет!

– Если ты пойдешь, я тоже пойду, – выдохнула Ми Рэ, и я подумала: «Вот я тупица, что сразу не поняла, к кому здесь она неравнодушна». – Я офицер полиции и могу сама за себя решать. Мы просто поглядим, что там как. По утечкам химикатов все равно глухо, даже отдел особо тяжких ничего не нашел.

Тут я заметила Чон Мина, который все-таки вышел в общий зал, – видимо, надеялся, что я уже ушла. Завидев меня, он обреченно уронил голову, но я все равно подошла к нему. Вчерашняя обида на отвергнутый поцелуй подернулась дымкой, будто случилась давным-давно. Он – храбрец, который пережил страшное. Смерть, даже когда она просто прошла близко, всегда оставляет свой след. Неровная щетина, плохая прическа – все теперь было знаками его доброты и храбрости. Мозг у меня превратился в сахарную вату. Любовь как спящий вирус: чуть что, тут же просыпается снова.

– Инспектор Чан, – твердо начала я и поклонилась ему. – Я не хотела вас смутить. Простите за мое вчерашнее поведение.

– У меня прямо дежавю, – хрипло сказал он. Как же хорошо слышать его голос снова! Я скучала. – Теперь каждое утро моей жизни начинается с того, что вы извиняетесь за прошлый вечер.

– Значит, нам не стоит больше видеться по вечерам, – грустно сказала я.

– Значит, вам не стоит больше извиняться.

– Я больше не буду к вам… – Я скривилась, но кое-как договорила: – Клеиться.

Он как-то невесело усмехнулся и сунул руки в карманы.