У смерти женское лицо

«Вот дерьмо, — подумала Катя, — да ничего подобного! Просто он меня достал. Когда собираешься подкатиться к бабе, надо, как минимум, спросить, есть ли у нее настроение. В конце концов, даже если хочешь ее изнасиловать, не мешает для начала почистить зубы или хотя бы прополоскать рот. По идее, должно быть так, хотя теория и практика, как известно, пересекаются редко и в самых неожиданных местах. Ну и черт с ним, — решила она, — не он первый, не он последний. Полежит, полежит да и оклемается со временем. В другой раз трижды подумает, прежде чем переходить к силовым методам борьбы с переполнением семенных желез...» Потная туша очкарика стояла перед глазами...

...Отшатнувшись, очкарик с трудом сохранил равновесие, смешно замахав руками.

— Ах ты, сучка, — с некоторым удивлением в голосе произнес он, снова подаваясь вперед. — Ну, теперь держись. Неделю будешь ноги колесом держать.

Он попытался снова навалиться на Катю, но та, не мудрствуя лукаво, опять выстрелила в него обеими ногами, сначала поджав их под себя, а потом с силой распрямив, никуда особенно при этом не целясь. Двойной удар пятками пришелся сексуальному гиганту в живот, отбросив его на добрых полметра и согнув пополам — так, словно он растерял целую пригоршню мелочи и теперь внимательно разглядывал пол в поисках закатившихся куда-то монеток. Он с трудом поднял к Кате побагровевшее лицо, по которому ленивыми темными ручейками стекала кровь из глубоких продольных царапин, оставленных Катиными ногтями.

— Ты... что делаешь... ссука? — с натугой выдавил он, неуверенно делая коротенький шаг вперед.

Катя вскочила и попыталась прошмыгнуть мимо него к выходу, но он с неожиданной резвостью выбросил вперед и в сторону левую руку, цепко ухватив ее за подол платья. Платье радостно затрещало, словно всю свою жизнь ждало этого случая. Почему-то именно это звук достал Катю окончательно, перелив бестолково бурлившую внутри нее панику в законченную, классически совершенную форму холодного бешенства. Она еще раз рванулась, просто чтобы выиграть пару секунд и дать ненависти окончательно выкристаллизоваться, а потом, отставив в сторону острый локоть, сделала резкое вращательное движение корпусом, одновременно нанеся сокрушительный удар локтем. Она била вслепую, но промахнуться было просто невозможно. Катя сильно ушибла локоть и почувствовала, как под ним что-то подалось с отчетливым мокрым хрустом.

Сжимавшая ее подол ладонь разжалась, и толстяк издал звук, похожий на вопль сирены заблудившегося в тумане корабля.

Катя развернулась к нему лицом, почувствовав, как по обнаженной коже бедер медленно сползают трусики, — этот боров порвал резинку. Теперь ей мало было пресечь его поползновения. Как ни прискорбно было это сознавать, но она хотела его убить или, как минимум, покалечить.

Теперь герой-любовник прижимал обе ладони к носу, хотя все еще сохранял согнутое положение. Глаза его опасно выпучились, а между пальцами обильно текла кровь, капая на плиточный пол. Катя с мрачным удовлетворением отметила, что у него наверняка сломан нос. Она дождалась, когда очкарик очухается настолько, чтобы перевести на нее свой ошеломленный взгляд, и только тогда с размаху ударила его по шее — снова локтем. Он был отличным оружием — очкарик охнул и рухнул на колени, уперевшись одной рукой в пол, чтобы не воткнуться в него расквашенной физиономией. Катя прицелилась было пнуть его в брюхо, но передумала — отвести душу можно было и более действенным способом. Она взяла за спинку тяжелый деревянный стул, стоявший возле стола, и с натугой занесла его над головой.

— А ведь я предупреждала, — сказала она, — даже не мечтай.

Очкарик повернул голову и посмотрел на нее снизу вверх. В его глазах был ужас, и он приподнял свободную руку в слабой попытке защититься. Из горла его вырвалось слабое хриплое поскуливание, с нижней губы к полу протянулась рубиновая нитка кровавой слюны.

— Что здесь происходит? — раздался со стороны дверей лязгающий командный голос Веры Антоновны. — Немедленно опусти стул!

— Сейчас, — не оборачиваясь, ответила Катя и в полном соответствии с полученным приказом резко опустила стул на спину стоявшего на четвереньках человека. Стул с треском развалился у нее в руках.

«Как в кино», — отстраненно подумала Катя.

Очкарик тихо, даже как-то обиженно хрюкнул и плашмя, со стуком упал на пол, испустив напоследок протяжный вздох, словно прилег отдохнуть после долгой и трудной дороги.

— Фу, — сказала Катя. — Извините. Я, пожалуй, пойду.

— Так и пойдешь? — спросила Вера Антоновна, неодобрительно оглядывая ее с высоты своего гренадерского роста.

Катя посмотрела вниз, нерешительно провела руками по разорванному платью и замерла в задумчивости, не зная, как поступить с трусиками: то ли попытаться их поддернуть, то ли попросту переступить через них.