У собачьего древа

– Оставьте его – улыбнулся Жорес. – Трубкозуб не любитель дневных прогулок. Днём обычно отсыпается в норе, а ночью охотится на термитов и муравьёв. А теперь, когда его напугали, и вовсе на свет не выйдет.

– Эй, дружище! – склонил он голову к термитнику.

– Что надо? – отозвался Аардварк, облизываясь и причмокивая.

– Моё стадо тут случайно не проходило?

– Проходило, – хрюкнул в ответ трубкозуб. – Только давненько. На Жирафоград пошло.

– Что я говорил! – обрадованно глянул на друзей Жорес.

Под тремя крышами

Оставив трубкозубого Аардварка пировать в термитнике, путешественники отправились дальше на северо-запад, туда, где кончалась саванна и начинался тропический лес. Шли невероятно долго. Во всяком случае, так показалось Шурке с Лерой. Наконец травяные заросли измельчали, и стали попадаться деревья. Их становилось всё больше и больше. Росли они всё чаще и чаще, пока не превратились в настоящие джунгли. Жара и духота в них стояли такие, что мальчишкам стало казаться, будто они попали в теплицу. Деревья же росли так близко друг от друга, а их кроны так переплелись между собой, что получился один сплошной лиственный покров. Под ним было сумрачно, словно вечер наступил. Сколько ни задирали друзья головы, но так и не увидели ни одного солнечного лучика.

– Что же вы хотели? – заметил Жорес. – Над нами целых три лиственных крыши.

– Как три? – не понял Лера.

– А вот, – показал жираф на ближайший толстенный ствол дерева. – Такие великаны вырастают до семидесяти метров.

– Семьдесят метров высотой! – присвистнул Шурка. – Да это же больше двадцатиэтажного дома!

– Вот, – кивнул, довольный произведённым впечатлением, Жорес. – А следующая лиственная крыша висит метрах в сорока над нашими головами. А ещё ниже находятся кроны деревьев третьего – самого нижнего яруса.

– Вы здесь поосторожней, – посоветовал он. – Смотрите под ноги и поверх голов – вокруг полно всяких ядовитых неразумных существ.

– Каких существ?

– Ну, например, муха цеце. Укусит – и заболеете сонной болезнью[117]. А с веток может свисать какая-нибудь древесная змейка или даже удав.

После такого предостережения друзья старались не отставать от Жореса и смотрели на всё с опаской. Обстановка была мрачной. Повсюду высились громадные деревья, стволы которых обвивали гибкие тела многочисленных лиан. То тут, то там прямо на деревьях росли папоротники, орхидеи и лишайники. Многочисленные деревья, кусты, лианы, папоротники и прочая мелочь порой теснились так густо, что жирафу с мальчишками приходилось не идти, а прямо-таки продираться сквозь них. Землю повсюду вспучивали большие и маленькие корни, очень похожие на больших и маленьких змей.

На одном невысоком кустике, который едва доходил ему до пояса, Лера увидел среди мясистых светло-зелёных листьев плоды, напоминающие маслины, только крупней. Не долго думая, он сорвал одну маслину и сунул в рот.

– Стой! – увидев это, закричал Жорес.

Лера так и застыл с открытым ртом.

– Немедленно выплюнь! – потребовал жираф.

– Несъедобная, да? – плюнул Лера.

– Ядовитая, и даже чрезвычайно.

Лера присмотрелся к ядовитому кустику – на нём цвели крупные бело-розовые цветы с красной бахромой.

– У моей бабушки что-то похожее на подоконнике растёт, правда, размером поменьше.

– Так и есть, – кивнул Жорес. – Это адениум тучный. Любители-цветоводы его в квартирах выращивают. Его ещё лилией Импала называют. Раньше африканцы вместо яда смазывали соком его плодов наконечники стрел и на животных охотились.

– Ничего себе! – отошёл подальше от кустика Лера.

Фрукт Джека, кайя и хлебное дерево

– Смотри, – показал в сторону Шурка, – доски.

Лера глянул, и действительно – под одним из деревьев лежали беспорядочно разбросанные короткие толстые доски.

– Вы же говорили, что тут пилорамы нет? – повернулся он к жирафу.

– Это не доски, а корни дерева кайя[118], – усмехнулся Жорес. – Слышали о красном дереве?

– Из которого мебель делают?

– Верно. А дикие африканские племена из него изготавливают маски, статуэтки и ещё много чего.

– А хлебного дерева тут нет? – с тоской во взгляде посмотрел Лера на соседние деревья.

– Хлебное дерево в Сомали растёт, – пояснил Жорес. – А зачем тебе хлебное дерево?

– Очень кушать хочется.

– Гмы, – удивился жираф, – но ведь на нём булочки не растут.

– А что растёт?

– Плоды, как финики. А дерево на пальму похоже.

– Почему же его тогда хлебным назвали?

– Потому что раньше стволы этого дерева расщепляли и собирали затвердевшие куски смолы, которые потом использовали в пищу. Но настоящие хлебные деревья растут не в Африке, а на той стороне Индийского океана, в Полинезии.

– И тоже без булочек? – кисло улыбнулся Лера.

– Естественно, – кивнул Жорес. – Плодоносят они фруктами. Обыкновенное хлебное дерево даёт плоды размером с дыню, но зелённого цвета и такие бугорчатые.

– И что они, как настоящий хлеб?

– Скорее, как картофель. В них крахмала много. Полинезийцы их жарят, пекут из них хлеб и пироги, даже пудинг делают. А семена хлебного дерева жарят, как каштаны.